Последний обряд - страница 21

Она вздыхает и оседает глубже на диван, ее рука покоится на моей груди. Мое сердце колотится от необходимости в ней, словно посылая сигнал SOS, и я знаю, что она может почувствовать это. Холодный пот стекает по лбу и ладоням — еще одно новое и не очень приятное ощущение.

Что, черт возьми, со мной происходит? Я посмеялся над Люком, когда тот жаловался на подростковые гормоны. Думал, что я буду смеяться последним.

Мне нужен холодный душ.

Выкидывая из головы мысли, появляющиеся, когда она рядом, я даю себе мысленный пинок.

— Засыпай, Фрэнни. Тебе надо немного отдохнуть.

Я провожу указательным и средним пальцами по ее векам, и они закрываются, но улыбка подергивает уголки ее губ, и возникает внезапная потребность поцеловать ее.

— Я могу увидеть тебя во сне?

Часть предложения остается невысказанной, и это «а не Тейлор», и я мысленно стону, желая, чтобы она имела в виду что-то другое.

— Пока ты будешь держать это в тайне.

Ее глаза открываются, и она смеется. Впервые за последние недели я слышу ее смех. Мое сердце трепещет.

— Спи.

Она снова закрывает глаза и устраивается в моих объятиях, а я укрываю ее спокойствием, пока она дремлет, надеясь, что сны останутся с нами.

В течение нескольких часов я прислушиваюсь к ее дыханию, молясь, что появится новый план, который будет гарантировать ее безопасность. Но до сих пор ничего.

Она шевелится в моих руках. Мои губы касаются ее щеки, и я ругаю себя. Я должен прекратить это. Она никогда не будет моей.

Никогда!

Но тем не менее, мой собственный Ад… это одновременно и Рай.

Я лежу, не шевелясь, слушая ее дыхание. Над океаном занимался рассвет, и я поворачиваюсь на бок, закрывая лицо Фрэнни от света нового дня, проникающего через окно, надеясь дать ей еще несколько минут покоя. Она прижимается лицом к моей шее, и я так потерян в ней, что подпрыгиваю, когда осознаю, что звук, который я слышал, не крик чайки, а скрип дверных петель.

Пробуждение после первого полноценного за последние недели сна было внезапным. Открыв глаза, я осознаю, что лежу на диване, прижимаясь к Гейбу, положив голову ему на плечо, и понимаю, что пускала слюни на его рубашку. Мои ноги переплелись с его, а руки крепко обнимают шею. Халат валяется на полу, а моя футболка задралась выше талии. Отдергиваю ее, прикрыв бельё, и вижу улыбку на лице Гейба, адресованную Люку.

— Не могу уснуть, — говорю я, выпутываясь из объятий Гейба, и сажусь. Учитывая слюни на рубашке Гейба, слова кажутся полной чушью.

Люк стоит у двери своей спальни в одних боксерах. На его щеке виднеются следы от подушки, а черные волосы торчат в разные стороны. Он трет глаза большим и указательным пальцами, думая, что увидит что-то другое.

В мое сердце как будто ножом ударили. После вчерашнего я даже не знаю, что сказать. Как он сказал Гейбу, со мной покончено.

Можешь забирать остальное.

— Расслабься. Она замерзла и использует меня в качестве грелки.

Лицо Гейба расплывается в улыбке, и вспышка света освещает меня.

Я снова толкаю его, на этот раз в бедро. Он, все еще одетый в футболку и джинсы, перекатывается на другую сторону дивана и садится.

— Я использую тебя.

— И я ничего не имею против.

Люк смотрит на нас, не говоря ни слова, и я пожимаю плечами. Не долго думая, он разворачивается и заходит обратно в комнату, захлопывая за собой дверь.

Я падаю на диван, роняя голову на руки. Чувствую себя отвратительно.

В очередной раз мои мысли где-то далеко отсюда.

— Извини, — говорит Гейб, коснувшись моего плеча. — Не могу не поддразнить его.

Я зарываюсь рукой в волосы и смотрю на пальцы ног.

— Я просто хочу знать, что мне делать? Ну почему все так сложно?

Он глубоко вздыхает и кладет руку мне на спину.

— Потому что ситуация у тебя не из лёгких.

На сердце такая тяжесть, будто оно превратилось в кусок стали. Я встаю и бреду в комнату. Как только дохожу до двери, вижу Люка, переодевшегося в черную футболку и выцветшие джинсы, шагающего обратно в гостиную.

— Я иду готовить. Кто-нибудь еще хочет омлет? — спрашивает он абсолютно спокойным голосом, как ни в чем не бывало.

Проходит не одна секунда, пока я понимаю, что нужно дышать, так как слова, которые я хочу сказать, не имеет ничего общего с омлетом. Когда я, наконец, понимаю, что могу внятно говорить, произношу: