Последний окножираф - страница 5

Перед самым Белградом поезд окутывает туман. Если бы я не знал, что мы в долине, я решил бы, что это дурное предзнаменование. Туман настолько густой, что видно сантиметров на десять, да и то, что видно, — тоже туман, а за ним и за всем остальным туманом, как подсказывает мне чутье, — Белград. Поезд останавливается, и я выхожу на перрон.

Прибыв в чужой город, я всегда чувствую себя дома, иду так, словно знаю, куда иду, как будто бывал здесь уже сто раз, водители такси даже не обращают на меня внимания, я присматриваюсь к подробностям, разглядывая ноги, часы, уличные фонари, окурки, женские шляпки. Что-нибудь покупаю, не важно, что, и уже не выделяюсь в толпе. Сажусь на скамейку и наблюдаю — движения, цвета, пропорции. Белград. Я уверен, что уже бывал здесь.

Окножираф: «Туман — это облако, которое спустилось к самой земле. И когда мы идем в тумане, мы на самом деле идем внутри облака».

Во время вечернего коктейля я слышу выстрелы. Утром на перекрестке лежат два венка. В газете — молодые ребята в одинаковых пальто. Однажды я видел фильм о преступном мире Белграда: «Преступность, которая изменила Сербию». К тому времени, когда фильм закончили, большинство действующих лиц уже были убиты. В семидесятых годах госбезопасность выпускала крутых парней из страны. Им давали поддельные паспорта в обмен на пустяковые услуги определенного свойства, как, например, ликвидация политически неугодных лиц под видом несчастных случаев и проч. Гастарбайтеры регулярно наведывались домой, приезжали сюда тратить свои немецкие марки, французские франки и шведские кроны, а позже, в девяностых, разразилась война между бандами. Оргпреступность, жалуется в фильме местный мафиозо, не может сложиться в Белграде, потому что никто не смотрит дальше собственного носа. Они скорее перестреляют друг друга из-за какой-нибудь ерунды, но не станут ждать серьезного дела. А всего-то и нужно — чуть-чуть подождать. Взять хотя бы Боснию и Аркана.[13]

Б — третья буква венгерского алфавита. С «Б» начинается Бильбо. Мой первый друг в Белграде — Филип Давид.[14] Каждый день он выгуливает свою собаку перед оцеплением. Собаку зовут Бильбо, и это — мой второй белградский друг. У нас с ней литературная дружба. Бильбо Сумникс — это Бабо (перевод А. Гёнца).[15] Я не хотел ехать в Югославию во время войны. У меня здесь был друг, который демобилизовался из армии со снайперским значком. Его мать была наполовину хорватка, наполовину венгерка, а отец — боснийский серб. Я не знал, на какой стороне он теперь сражается, дезертировал он или нет, если жив, конечно. Мне не хотелось оказаться под чьим- то прицелом.

Во время осады Сараево Шашкия, сын Караджича,[16] хороший парень и хороший солдат, оказался лицом к лицу с Юсуфом, своим другом детства. Юка, старый бандит, стал одним из командиров сопротивления в Боснии. Он показывал Шашкии свои раны, они вспомнили старые добрые времена. По ночам Шашкия переправлялся через боснийские позиции, чтобы гульнуть, как бывало, с Юсуфом. По слухам, оттягивались они по полной программе.

Омоновцы, с завтраками в пакетиках, прибывают на автобусах, как тургруппа из захолустья. После беглого осмотра города они становятся в оцепление вдоль проспекта Революции и перегораживают площадь Республики. Появления демонстрантов приходится ждать часами, они покупают у уличных торговцев тыквенные семечки, а свои резиновые дубинки, чтоб не мешали, засовывают за поднятый фартук-намудник бронежилета. Прохожие дружелюбно общаются с ними, рассказывают политические анекдоты и раздают листовки. Девчонки украшают ментов цветочками, приносят пирожные и размазывают крем по пластиковым щиткам их шлемов.

В фильмах про коммунистов-подпольщиков нам показывали, как хорошенькие девушки в очках и славные рабочие пареньки швыряют с фабричных труб, с крыш домов и из окон поездов листовки — прямо под ноги представителям рабочего класса, трудового крестьянства и интеллигенции, которые, оглядываясь по сторонам, украдкой их подбирают и спешат дальше. Листовки всюду — на мостовой, в воздухе, на стенах домов. Чтиво льется потоками, цель его — просвещать, информировать, где и когда нам следует протестовать. Расписание самых интересных событий и выступлений, комиксы, призывы сексуального свойства, записочки с неба: «Избей себя! Помоги ОМОНу!»