Последний полет «Жар-птицы» - страница 2

Женщина изогнулась и схватилась за поясницу так, как будто почувствовала укус пчелы. На ее лице появилась гримаса боли и досады. Женщина медленно развернулась, вынула из ножен свой меч и подняла его высоко над головой. Меч ярко вспыхнул в лучах солнца. Казалось, что его острие коснулось светила, и от этого клинок накалился добела.

С крейсера грохнул еще один залп. Его снаряды были направлены в живот воительницы. Она прикрыла его своим щитом и взмахнула рукой. Столб огня обрушился на крейсер, как скальпелем разрезал его на две неровных половинки. Вода под кораблем – там, где прошелся меч, – забурлила, вспенилась и расступилась. От высокой температуры дно океана высохло. Две половинки линкора сложились и с металлическим звоном упали вниз с километровой высоты, воткнулись в сухой песок как две никчемные железки. Дзиньк. Дзиньк. Когда меч вышел из воды, океан снова сомкнулся, а от одного из самых мощных боевых кораблей США не осталось даже масляного пятна на поверхности воды. Как будто его и не было. На все ушло пару мгновений.

Женщина убрала меч в ножны, погрозила пальцем авианосцу, на палубе которого все от ужаса превратились в соляные столбы, потом приложила палец к губам, призывая всех молчать, и… исчезла, словно выключила свое изображение с экрана.

По небу снова прокатился грохот небесной колесницы, теперь уже по направлению от океана в сторону джунглей…

Когда все стихло, крестьянин снова опустил голову и продолжил мотыгой обрабатывать грядку. Ему надо было торопиться, чтобы догнать своих товарищей.

Вечером, сидя у костра и покуривая трубку с листьями коки, он спел им песню о небесной богине в золотых доспехах. И о том, как она поразила своим мечом злых людей на больших кораблях, и ей за это ничего не было.

Песня так понравилась его товарищам, что они запомнили ее и исполнили на празднике урожая в соседней деревне. В это время там присутствовала съемочная группа телеканала ВВС. Они делали передачу о местных традициях и записали песню на камеру…

Двадцать пять лет назад. 80-е годы. Закрытый город Петляков в 45 километрах от Москвы. Вечер. Отдел перспективных разработок ЦАДИ (Центрального Аэродинамического Института)

– Таким образом, мы получаем подъемную силу, достаточную для преодоления земного притяжения, – академик Руденко, присев на край стола, не отрываясь следил за Евгением Журавлевым, который с каллиграфической четкостью выводил на грифельной доске схемы подъемной силы, – а при некоторых изменениях в формуле топлива мы можем добиться того, что коэффициент полезного действия двигателя достигнет уровня порядка.

Со стороны могло бы показаться, что старый седой учитель принимает экзамен у своего ученика. Со всклокоченными волосами, в мятых джинсах и вытянутом свитере Евгений сильно походил если не на школьника, то точно на голодного студента первого курса. Но это было обманчивое впечатление. Евгений был уже опытным специалистом по реактивным двигателям, а сегодня, после убедительного доказательства своей теории, в понимании Руденко он мог претендовать на роль гения. По его словам выходило, что если на самолет установить двигатель новой схемы и заправить его топливом соответствующей формулы, то этот аппарат мог бы без дозаправки чуть ли не два раза обогнуть земной шар с грузом, равным весу двух товарных составов. При этом скорость самолета могла многократно превысить скорость звука. Естественно, вслух о гениальности своего ученика произнесено не было ничего.

Придав своему лицу как можно более недовольный вид, Руденко сказал следующее:

– Ну, что ж, Женя, ваша идея достаточно интересная! Правда, ее уже пытались использовать американцы. Но – придумать что-то убедительное, что могло бы соответствовать ситуации, профессор не смог, поэтому отделался покряхтыванием и покашливанием в кулак, – обсудим ваш проект более детально отдельно. Позже. Сейчас, пожалуй, посмотрим, что же приготовил для нас Андрей.

Вслед за Евгением к грифельной доске подошел молодой человек – полная противоположность Евгению. Здоровый как бык, с красным лицом, он походил на кряжистого грузчика с железнодорожного вокзала, а не на работника интеллектуального труда. Фиолетовый синяк под правым глазом делал выражение его лица несколько глуповатым. Не спасали даже большие очки в роговой оправе, которые он надел перед тем, как взять в руки мел.