Последний рейс "Лузитании" - страница 23

стр.

Профессор С. Холборн был авторитетом в области классической литературы, а его аудиторией являлся весь мир. Это была открытая и твердая личность. Во время плавания он без стеснения критиковал «отсутствие учений по надеванию спасательных поясов и пользованию шлюпками» [33].

Как-то после полудня он сидел в курительном салоне. К нему подошел один из пассажиров и попросил выйти, чтобы поговорить. На палубе этот джентльмен объяснил профессору, что уже выбрана депутация, представляющая мужскую часть пассажиров, которая хочет настоятельно попросить его прекратить разговоры о спасательных средствах.

- Это может напугать дам, - предостерег джентльмен.

Шотландец не стал спорить с этим человеком, но извлек долю горького юмора из происшествия.

В 3-м классе Элизабет Дакворт подружилась с миссис Алисой Скотт из Нельсона и ее маленьким сыном Артуром, с которыми разделяла свою небольшую каюту. Обе женщины испытывали чувство взаимной приязни, да и мальчик вел себя хорошо.

Во 2-м классе, который оказался более заселенным, ехал 601 пассажир. Многие из них проводили большую часть времени на палубе или в салонах. Одним из таких пассажиров был Арчибальд Дуглас Дональд шотландско-канадского происхождения в возрасте немногим более 20 лет, работавший в компании «Траскон Стил» в Бостоне. Он направлялся на офицерские курсы при Эдинбургском университете, каюту делили с ним Джон. Вильсон и два других попутчика. Вильсон был его соседом по комнате еще в Кембридже. Сейчас каюта являла собой джунгли из одежды и смятого белья.

С целью самозащиты от этого беспорядка Дональд втянулся в карточную игру, в так называемый марафонский бридж, и отрывался от этого занятия только для того, чтобы поесть, погулять по палубе или поболтать со знакомыми, вроде обворожительной Грейс Фрэнч. Его компания садилась за карточный стол в 10 утра, делала полуденный перерыв для общения с дамами, а затем тасовала карты допоздна.

Партнеры у Дональда были одни и те же: Вильсон, другой сосед по каюте Билбраф и пассажир, которого все называли «субмарина» вследствие его озабоченности возможным нападением подводных лодок. Такое прозвище пристало к епископальному священнику Г. Л. Гвайеру из Калгари в Западной Канаде. Этот гигант ростом в шесть с лишним футов ехал вместе с молодой женой Маргарет, с которой он обвенчался три недели назад. Но бедняжка Маргарет редко видела своего драгоценного новобрачного, проводящего время за картами, и ей ничего не оставалось другого, как тосковать по вересковым зарослям, мягкой туманной дымке и запаху древесных костров.

Среди других духовных лиц на борту «Лузитании» были его преподобие Г. М. Симпсон из Британской Колумбии и отец Безил В. Мэтьюрин - капеллан римско-католической церкви Оксфордского университета и широко читаемый автор религиозных сочинений. Тридцать лет назад доктор Мэтьюрин пребывал в лоне епископальной церкви и был приходским священником храма Св. Клемента в Филадельфии. Тогда он соперничал со знаменитым проповедником Филлипсом Бруксом. Студенты-богословы читали его проповеди и трактаты как евангелие. Даже теперь его речи пользовались успехом. Он прочитал курс лекций в Бостоне, а недавно закончил великопостные чтения в нью-йоркской церкви Лурдской божьей матери.

Постепенно стрелки часов «Лузитании» передвигались вперед навстречу британскому времени, опережающему нью-йоркское на шесть часов. Ко вторнику 4 мая судно покрыло почти половину своего океанского пути.

Перевод часов на европейское время повлиял на пробуждение Чарльза Фромана, который, подобно Элберту Хабберду, постоянно ощущал его нехватку. В 5 часов утра этот человечек беспокойно заворочался в своей постели. Боль от суставного ревматизма, развившегося после падения три года тому назад, сделала его еще более беспомощным, чем раньше. Но жизненная привычка и всегда бодрствующий мозг заставили его подняться. При этом Фроман обдумывал сразу дюжину различных предприятий. Перед тем как оставить Нью-Йорк, он продиктовал своему секретарю Питеру Мэйсону программу выпуска спектаклей на весь следующий сезон. Сейчас мысли Фромана перебросились на рукопись французской пьесы «Красивая авантюра», которую он прихватил с собой. И в Англии и в Америке Фроман считался величайшим театральным импресарио из всех, кого когда-либо знал мир.