Последний сейм Речи Посполитой - страница 14

Эй, как чудесно, как радостно жить! Э-эй!

В ладоши, любезные гости, бейте в ладоши!

Захлопали хором в ладоши, набок клонятся головы, со свистом шуршат в воздухе женские юбки, то тут, то там звонко притопнет бойкий каблук, трепыхнется рукав кунтуша, брякнет сабля в нарядных ножнах... Реверансы... Галантный поклон в ответ на поклон... На колени пред дамой... Крутой поворот — страстные взгляды, немые признанья, нежданные слезы — и полонез несется, извивается, блещет огненной лентой вкруг залы в море огней, красок, оглушительных звуков оркестра, который уже пошаливает, пререкается, затянет вдруг веселый припев, порезвится, поозорничает, брызнет смехом, порой оборвет цинично, порой повеет грустью и все усладней заколышет чарами упоения и забытья.

В первой паре танцевал Сиверс с пани Ожаровской.

— Ну, как веселишься? — спросил Воина, подсаживаясь к Зарембе.

— Как в театре! Вся Речь Посполитая танцует передо мною.

— Скорее вся польская сволочь с сановным покровителем во главе.

— Не вижу только Ожаровского.

— Герой гетман поехал в Петербург. Может быть, хлопотать там о более щедрой награде за сокращение армии. А может быть, только из дружбы к делегации, отправившейся из оторванных воеводств, чтобы выразить верноподданнические чувства царице.

— Их заставили это сделать...

— Не совсем. Но наши магнаты так любят царские прихожие!

— С кем танцует Пулаский? — спросил Север, глядя на танцующих.

— С генеральшей Дуниной. Ничего, может спокойно веселиться... Ее муж держит ведь под пушками Гродно и всех нас. Имеется здесь несколько таких же «военных» дам. Общество избранное.

— А пани подкоморша нашла себе прекрасного танцора.

— Граф Анквич. Первейший говорун в сейме и, пожалуй что, первейшая голова, но и первейший, бесспорно, в Польше взяточник. Полторы тысячи дукатов в месяц получает от царицы и большие виды на будущее. Тайный советник Сиверса! — шептал на ухо Зарембе Воина. — Это его голове, изобретательности и проискам обязаны мы семнадцатым июля. Можешь себе представить, что за персона!

— В самом деле, необыкновенная! — поддакнул Север, пожирая Анквича глазами.

— Погоди, прочитаю тебе целый синодик с характеристиками — знаю его наизусть. За Анквичем шествует еще лучший, Миончинский. Сам ад выплюнул этого негодяя из глубочайших своих закоулков. Картежник, пьяница, убийца из-за угла. Тысяча дукатов в месяц и право безнаказанного грабежа, где только удастся. Ненасытная глотка, дырявый карман и червивая совесть. Всегда готов на самую большую подлость. А так, помимо этого, — непревзойденный собутыльник, обворожительный гуляка, циник и первейший остряк в мире. Доверенный Игельстрема, провел по его указке последние выборы в Северной Польше, конечно, за особую приплату. Танцует в паре с пани Залуской, дамой сердца своего патрона и друга, хлопочущей сейчас о казначейской должности для мужа. Вполне подходящая пара. Черту большая будет от них утеха.

— Скорее бы их на потеху палачу, — процедил Заремба сквозь зубы. Но тотчас, чтоб затушевать эти слова, прибавил: — А вон того, что за ними, я откуда-то знаю.

— Белинский — председатель сейма. Тысяча дукатов в месяц на руки и столько же продуктами, квартирой и любовницами. Честное слово! Бокамп вынужден давать ему каждый день кормовые, иначе ему нечего было бы есть и негде жить. Все проигрывает. От Коссаковских тоже выуживает немало. И тут стрижет и там бреет.

— А тот рыжий — Мошинский? Весь в бриллиантах!

— Да, это наша «драгоценность», граф Фредерик. Думает, вероятно, что под дорогими каменьями не виден будет его горб и лисья морда.

— Помощник командира нашей юнкерской школы... Но я с трудом его узнал, — ужасно постарел. Этот, я думаю, ни у кого не на содержании? Чересчур сам богат!

— Богатый, бедный — какое это имеет значение? Берет тот, кому дают. Не дают даром, ради чьих-нибудь прекрасных глаз. Этот, конечно, деньгами не берет, но так себя ценит, что, если ему помахать перед носом канцлерством, сделает, чего от него ни потребуют. Пока что уже чванится табакеркой с портретом императрицы, которую получил за договор. Честолюбивый субъект. Холодный, как камень, и жадный, как торгаш. Очень при этом образованный, и не за страх, а за совесть работает для Семирамиды и для Речи Посполитой! Имеет две слабости: любит блеснуть уменьем танцевать и с увлечением коллекционирует драгоценные каменья. Посмотри, как усыпан ими, — совсем как Люлли! Одни запонки стоят не меньше пятидесяти тысяч дукатов. А эта, что трясется так потешно с ним рядом, точно корзинка у мужицкой телеги, это — генеральша Раутенфельд. Генерала сам скоро узнаешь и «полюбишь». Он следит за порядком в сейме, присутствует на заседаниях с зажженным фитилем от пушек. А посему пользуется «пламенным» почтением у публики.