Последний верблюд умер в полдень - страница 13
— М-м, да, — пробормотал он. — Фотографии совершенно не воздают вам должное, миссис Эмерсон. — Я продолжала ожидать возражений Эмерсона против продолжающихся длительных церемоний, бормотания и поцелуев. Комментариев, однако, не последовало, поэтому я отняла руку и пригласила лорда Блэктауэра сесть на стул. Проигнорировав мои слова, он рухнул на диван рядом со мной, с глухим стуком, от которого у меня всё затряслось. Со стороны Эмерсона по-прежнему не было никакой реакции, равно как и со стороны мистера Фортрайта, который спрятался в кресле, где пребывал, когда его дед ворвался к нам.
— Могу ли я предложить вам чашку чая или стакан бренди, лорд Блэктауэр? — спросила я.
— Вы — воплощение доброты, сударыня, но я и так позволил себе чрезмерно злоупотребить добротой вашего характера. Позвольте мне только объяснить, почему я рискнул так бесцеремонно ворваться сюда, после чего я удалюсь — равно как и мой внук, чьё присутствие является причиной, если не оправданием, моего хамства. — Он даже не взглянул на мистера Фортрайта, но продолжил после незначительной паузы: — Я намеревался обратиться к вам и вашему уважаемому мужу надлежащим образом. Однако сегодня я случайно узнал, что мой внук взял на себя смелость опередить меня, и был вынужден действовать быстро. Миссис Эмерсон… — Он наклонился ко мне и положил руку на моё колено. — Миссис Эмерсон! Мой сын жив! Найдите его! Верните мне его!
Рука была тяжёлой, как камень, и холодной, как лёд. Я уставилась на вены, извивающиеся под кожей, как жирные синие черви, и пучки серовато-рыжих волос на пальцах. И по-прежнему никаких возражений от Эмерсона! Совершенно необъяснимо!
Лишь материнское сочувствие родителю, обезумевшему от потери любимого ребёнка, не давало мне сбросить его руку.
— Лорд Блэктауэр… — начала я.
— Я знаю, что вы собираетесь сказать. — Его пальцы сжались. — Вы мне не верите. Реджинальд, вероятно, говорил вам, что я — слабоумный старик, цепляющийся за невозможную надежду. Но у меня есть доказательство, миссис Эмерсон — сообщение от моего сына, содержащее сведения, которые мог знать только он. Я получил это письмо несколько дней назад. Найдите его — и всё, о чём вы попросите меня, будет вашим. Я не буду оскорблять вас, предлагая деньги…
— Это было бы пустой тратой времени, — холодно заметила я.
Он продолжал, как будто бы я и слова не сказала:
— … однако я посчитал бы за честь финансировать ваши будущие экспедиции в любом размере, каком вы бы могли пожелать. Или высокая археологическая должность для вашего мужа. Или рыцарское звание. Леди Эмерсон, а?
Произношение было грубым, а манера разговора — не говоря уже о руке — невыносимо фамильярной. Впрочем, жену это не оскорбило. Но Эмерсон предположил, что оскорбляют его, и это вернуло ему дар речи.
— Вы понапрасну тратите время, лорд Блэктауэр. Я не покупаю почести и никому не позволю приобретать их для меня.
Старик громогласно расхохотался.
— Я просто думал, чем бы расшевелить вас, профессор. Каждый человек имеет свою цену, вам это известно. Но вы — да, буду к вам справедлив; вас не тронет ничто из того, что я только что предлагал. Однако у меня есть кое-что получше. Вот, взгляните-ка.
И, засунув руку в карман, он вынул конверт. Я одёрнула юбки. Казалось, я до сих пор чувствовала его руку, обжигавшую меня холодом.
Эмерсон взял конверт. Тот не был запечатан. Затем Эмерсон вытянул — так же бережно, как если бы прикасался к хрупким древностям — из конверта нечто длинное, узкое и плоское. Кремового цвета. Слишком толстое, чтобы быть обыкновенной бумагой, но покрытое строчками. Слов мне разобрать не удалось.
Несколько минут Эмерсон изучал это в полной тишине. Затем поджал губы.
— Откровенно наглая и неубедительная подделка.
— Подделка? Но ведь это же папирус, не так ли?
— Это папирус, — признал Эмерсон. — Пожелтевший и достаточно ломкий, чтобы быть древнеегипетского происхождения. Но то, что написано, не относится ни к древности, ни к Египту. Что это ещё за чушь?
Старик оскалил зубы, напоминавшие своим цветом папирус.
— Прочтите это, профессор. Прочтите сообщение вслух.