Последний властелин - страница 48
— Я! Сумасшедший влюбленный.
И они слились в танце, не замечая, насколько горяч хрустящий под ногами песок, не обращая ни на кого внимания. Мир существовал только для них. Рядом плескались волны и звучал чарующий голос Дины Дурбан…
Но и это еще не все. Потом был весенний сад, по которому они долго шли, взявшись за руки, а белые, розовые лепестки деревьев сыпались им на головы, грудь, плечи. И опять любимый поднял ее и закружил среди ароматов сада. А как он смотрел на нее синими-синими глазами! Как целовал волосы, губы, шею!
Она хотела бы остаться там навсегда, а не только в своих снах и воспоминаниях. Иной реальности для нее нет.
…К сожалению, ЕСТЬ ИНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. Миниатюрный портрет Оливии в золоченой оправе стоит на тумбочке в спальне возле ее кровати. С обратной стороны надпись: «Моей жене Оливии, любимой, бесценной!» Остался только портрет, специально заказанный Ниэгро, осталась фальшивая надпись. А он больше не появляется в ее спальне. Он ведет себя с ней сухо, словно с чужим человеком. Он забыл о своей Оливии!
«Что же произошло? Почему все получилось именно так?»
Она пыталась разобраться в ситуации, но путалась в собственных мыслях, как путается в лабиринте улиц человек, попавший в незнакомый город. Он разлюбил ее так неожиданно? У него появилась другая?.. Непохоже. Женщина всегда в той или иной степени чувствует соперницу.
«А может, он никогда меня не любил? Существовал лишь фонтан лжи из красивых слов?»
Но ведь были же и танец на горячем песке, и цветущий сад! Были самые прекрасные моменты на свете — моменты близости с Ниэгро.
Он охладел к ней после того, как вместо сына родилась дочь. Правда, он сделал еще одну попытку возродить прекрасное прошлое, но и та завяла, будто нежный цветок от неловкого прикосновения. Мирко сказал, она не сможет больше родить. И все! Ниэгро бросил свою Оливию, как ненужную вещь.
Глаза покраснели от бесконечных слез. Горькая истина прокралась в ее душу, унося остатки надежды. «Я больше не существую для него. Он рядом и одновременно на каком-то другом материке. Он даже не пытается что-то объяснить, изводя меня молчанием, и лишь иногда отделывается парой нелепых, ничего не значащих фраз. Что представляет моя сегодняшняя жизнь? Бесцельные прогулки по огромному дому. А когда наступает ночь, я ложусь на кровать и жду!.. Жду, что он все-таки придет».
Окружающий ее мир, с его тревогами, заботами, реальными судьбами людей давно растворился в сером тумане. Остался мир, который создала она, и где по-прежнему царил Ниэгро. Оливия жадно взирала на его портрет и молила, как божество, не бросать ее одну в холодном склепе, именуемом спальней. Она слезно оправдывалась, что не смогла подарить ему сына. Муж смотрел на нее с портрета и молчал.
Иногда она падала на кровать, заливая слезами подушку, на которой он когда-то спал, называла его разными ласковыми именами, и опять звала, звала! Потом она вскакивала, бросала ему обвинения в бесчувственности, в том, что он замуровал ее в «проклятой клетке». «Почему ты так поступаешь со мной? Ведь я еще молода. Я жажду любви, о, мой Ниэгро!»
Оливия не могла справиться со своими чувствами и страстями, ведь Властелин пробудил в ней ранее неизвестное сексуальное влечение, и теперь кровь бродила в ее жилах, как молодое вино, наполняя жаром каждую частичку плоти. Неистовое, неудовлетворенное желание вызывало в ней раздражение, злость, ярость. Она проклинала разлучницу дочь, проклинала бесконечные дела мужа, проклинала весь мир! Дошло до того, что она обвинила в своих бедах Создателя. «Я поклонилась бы аду, если бы он избавил меня от моих страданий!» — кричала Оливия.
— Приди, Ниэгро, приди ко мне этой ночью! Скажи, что говорил мне раньше!
В коридоре вдруг раздались шаги, кто-то шел к двери ее спальни. «Он! — зашептали губы Оливии. — Мой Ниэгро!»
Однако шаги растаяли, и вновь воцарилась тишина…
И, наконец, испытав всю боль, что доступна человеческому сердцу, истощив в страданиях силы, Оливия сворачивалась в изножье кровати, опять плакала, плакала, засыпая лишь под утро. Но и в коротком сне она погружалась в мир печали покинутой женщины. Как же там темно и холодно!