Последний защитник для альвы [СИ] - страница 8
А потом как-то незаметно начало темнеть. Осенний день короток.
Принесли свечи.
Ивен попыталась было встать, но замешкалась, не решилась.
— Уже так поздно, — осторожно сказала она.
— Я бы хотел, чтобы ты осталась, — сказал он.
«До утра». Но нет, этого он не сказал.
А она смутилась. По-настоящему, покраснела, отвела глаза.
Она все поняла правильно.
— Отец ждет меня, — сказала тихо.
Эйрик встал.
Она встала тоже, и стояла сейчас рядом с ним, так трогательно задрав подбородок, заглядывая ему в глаза. Почти с мольбой. «Отпусти меня».
Как же ее отпустить?
— Ты придешь завтра? — спросил он. Пока только спросил.
— У меня есть выбор?
Вся легкость беседы исчезла разом.
— Наверно, нет, — он попытался усмехнуться, превратить это в шутку, но было не весело. — Неужели сейчас было так ужасно говорить со мной?
— Нет, — сказала она. — Мне было приятно говорить с вами, сир. Но ужасно понимать, что это все ложь… все эти разговоры. Мы не друзья. И я не могу уехать домой. У меня нет выбора. Все это лишь притворство…
— Разве плохо чуть-чуть притвориться?
— Да, — сказала она. Отвернулась, словно пряча слезы.
— Значит, только ради отца?
Она кивнула. Дрогнули губы.
Она была так невыносимо хороша… Тонкий аромат рябины и ромашек.
И невозможно устоять. Притянуть к себе, почувствовать ее взволнованную дрожь всем телом, ее тепло…
— А если я попрошу, чтобы ты поцеловала меня? — тихо спросил он, обнимая. — Ради отца? Ради его будущего?
Наклониться и коснуться губами ее губ.
И тут же…
На мгновение даже потемнело в глазах. Эйрик никак не ожидал такого. По крайней мере, такой силы.
Пощечина. Такая, что онемела челюсть и, кажется даже, что-то хрустнуло.
Огонь в ее глазах. Настоящий дикий огонь. Ноздри гневно дрожат, сжаты зубы. Паника и ненависть разом.
Она дернулась было из его рук, но что толку.
— Теперь я верю, что ты убивала варгов, — сказал он, потер щеку, на губе выступила кровь. — Но от меня тебе так просто не убежать.
Отчаянье.
Ее губы дрожат, но она молчит.
— А все было так хорошо, — сказал он.
— Да. Я почти поверила, — она попыталась выпрямиться, взять себя в руки. — Отпустите, ваше высочество, вы обещали не применять силы.
— Я? — удивился он. — Мне кажется, это ты ударила меня?
— Простите…
— За пощечину?
— Я испугалась…
— Испугалась? Тебя никто раньше не целовал?
— Нет, — сказала она.
— А если я попытаюсь сделать это снова?
По ее щеке неожиданно скатилась слеза. Ивен быстро смахнула ее, вдохнула поглубже.
— Я буду ненавидеть вас, сир.
В ее глазах было что-то такое… непостижимое. Словно магия. Такое, что Эйрик уже почти готов был сдаться.
Совсем готов.
— Давай так, — сказал он, — сейчас ты обнимешь и поцелуешь меня. Сама. Всего один поцелуй. И я отпущу тебя домой. Ты можешь уехать.
Она моргнула… чуть дрогнули брови. Она пыталась решиться, но решиться никак не могла.
— Всего один поцелуй и ты свободна, — сказал он. — Разве я многого прошу?
— Зачем вам это, сир?
Странный вопрос.
— Я так хочу.
— Хорошо, — сказала она. — Обещаете мне?
— Да.
Она поверила. Так просто. Потянулась, встала на цыпочки. И все равно, была слишком маленькой, чтобы достать. Тогда она подняла руки и обвила его шею, заставляя склониться к себе. Совсем не стесняясь прикосновений, просто не желая. Не желая — с ним. Он наклонился, обхватил и чуть приподнял ее.
Она собиралась с духом, словно собираясь прыгнуть с обрыва в пропасть.
И тогда он не удержался, поцеловал ее сам. Она вздрогнула, но не отстранилась, и это стоило ей усилий. Ответила на поцелуй. Ее губы были теплые и мягкие, и казалось…
Вот сейчас, сейчас… и все…
Его рука скользнула по ее бедру.
Нет…
Ее руки уперлись в его плечи, отталкивая.
— Только поцелуй, — тихо сказала она.
— Да…
— И я могу идти?
Он поставил ее на ноги.
— Иди.
Она неуверенно улыбнулась.
— Простите, сир…
«Простите», вместо «прощай».
Шуршание юбки и звук шагов.
— Ну, и как она?
Бирна подошла и присела рядом, изящная, томная, словно сытая кошка, сладко пахнущая апельсинами и гибискусом.
Тихая лунная ночь, ветер задумчиво шумит в ветвях сада, перебирая пожелтевшие листья.
— Она уехала домой, — сказал он.
Ивен уехала и осталась невероятная пустота. Словно он потерял что-то.