Последний знаменный - страница 15

Для старшего евнуха Жунлу — не более чем пустое место. Цыси на самом деле принадлежала ему, Чжан Цзиню, и он самозабвенно любил ее. Любил еще ребенком, когда она была дочерью мандарина, а он всего лишь мальчиком-рабом для ее увеселения. И пострадал за свою любовь: он был кастрирован и продан в рабство. Однако Цыси его не забыла и, как только обрела власть, вернула его и сделала самым могущественным евнухом в империи.

Правда, поэтому он и нажил себе врагов куда больше, чем любой другой евнух. Его звезда неразделима с ее: если Цыси падет, то и ему несдобровать. Без сомнения, рано или поздно это должно произойти, но пока его гораздо больше заботило обладание ею. Пусть Жунлу делил с ней ложе и, как предназначено природой мужчине и женщине, засовывал свою торчащую колотушку в столь желанную щель, все равно ему отводилась роль не большая, чем дилдо[2]. А Чжан купал свою госпожу, одевал ее и прислуживал ей, своими нежными пальцами он удовлетворял ее желания так умело, как Жунлу никогда не смог бы. Именно Чжан Цзинь по-настоящему владел ею.

Наиболее близка она была ему в утренние часы. Но по мере того как тянулся день, она постепенно отдалялась. Сначала она накладывала блестящий грим, надевала тяжелые платья, заправляла свои неправдоподобной длины ногти в серебряные напальчники, украшенные перьями зимородка, вставляла сердоликовые и золотые булавки в поднятые в причудливой прическе волосы, а потом становилась почти чужой, подписывая декреты и размышляя о государственных делах.

Она возвращалась к нему в полдень, с большим удовольствием участвуя в любительских постановках — в развлечении, которое также нравилось и ее сыну-императору, где евнухи исполняли роли почти всех персонажей.

Но теперь ее приходилось делить со многими другими, прежде всего с Тунчжи.

А утром... Она сидит в постели обнаженная, и роскошные волосы распущены и прикрывают лицо, спускаясь ниже плеч. Ее грудь, довольно большая для маньчжурки, еще высокая и упругая, слегка колышется, и тело — теплое и румяное. Самая желанная женщина в мире! Разве не мог евнух испытывать желание, даже если и не мог удовлетворить его?

— Что там, Цзинь? — Голос Цыси звучал низко.

— Маршал прибыл.

— В такое-то время?

— У него важное сообщение, ваше величество.

— Как себя чувствует император?

— Пока не могу ответить, ваше величество. Доклада из императорских апартаментов еще не поступало.

Цыси прислушалась к свисту ветра снаружи. Шел январь 1875 года по варварскому календарю. Императору должно было исполниться девятнадцать лет, и последние два года он, во всяком случае формально, правил Китаем. Однако самочувствие его ухудшалось, много времени отнимали развлечения с красавицей женой. А тут еще нарастал кризис в отношениях с Францией из-за резни в Тяньцзине. Поэтому вся полнота власти постепенно перешла в руки его матери.

Цыси такое положение вполне устраивало, даже несмотря на то, что строптивый сын время от времени заявлял о себе. Как это случилось, например, когда Цыси начала изыскивать средства на восстановление Юаньминъюаня, а император распорядился все работы прекратить.

Императрица не на шутку разозлилась. Не меньше она была раздосадована и когда он, в нарушение правил, давая аудиенцию послам варваров, не потребовал у них выполнить ритуал коутоу встать перед ним на колени и стукнуться девять раз головой об пол. Он даже позволил им обосноваться в Пекине — в Татарском городе, — хотя их дома были названы дипломатическими миссиями, а не посольствами.

Цыси пришлось стерпеть эти оскорбления: сын был единственным источником ее власти. Она ничуть не сомневалась в том, что Алюта, которая была на три года старше мужа, подбивает его взять на себя все полномочия и отправить обеих вдовствующих императриц в почетную отставку.

Цыси считала свою ненавистную невестку достойным потомком предателя Чэна, и поскольку она, не в пример своему болезненному мужу, отличалась крепким здоровьем, недалек уже тот день, когда она сама возьмется править страной как вдовствующая императрица.

Цыси была крайне этим обеспокоена. К тому же императора посетили «небесные цветы» в прошлом декабре, хотя в детстве его привили от оспы китайским методом, поместив струп больного в его ноздрю, но после болезни он стал еще слабее, чем прежде.