Последний звонок. Том 2 - страница 13

стр.

Я подавил предательское желание расплакаться. От обиды, от унижения. Вдох-выдох, спокойно. Это — гормоны Бориса, не более. Моё сознание чистое и холодное, я ищу варианты, решения, выходы.

Поднялся, обрывая спор двух придурков. Маша смотрела с недоумением. Гребаные гормоны сыграли злую шутку — на ее месте я представил Элеонору, и слёзы обиды всё-таки выступили. Я резко отвернулся, чтобы их скрыть, с прорвавшейся злостью бросил:

— Не надо было болтать лишнего по телефону.

— Но я же ничего…

— «Ничего» хватило. Теперь все так изумительно совпало, что я даже не знаю, что делать.

— Для начала пройдемте с нами, — подсказал первый сотрудник, тот, что пекся о моей хрупкой психике. Зря я так на него злюсь. Он же действительно заботлив, наверное. И если я сейчас кинусь на него с кулаками, все закончится очередным позором. Надо остыть.

— Наручники будут? — Я вытянул руки. — Или не тот случай?

— Что вы! — улыбнулся первый. — Это ведь просто ерунда, право слово…

Глава 80

Дима

— Идёт. — Разрушитель, человеческого имени которого я до сих пор не спросил, отошёл от двери.


Мы находились все в той же комнате. Сразу после нашего рукопожатия и короткой беседы Разрушитель снял с пояса рацию и вышел, что-то в неё бормоча. Вернулся спустя минут пять, повелел ждать, подпер дверь спиной и закрыл глаза. Я его не тревожил, у меня хватало поводов для размышлений. Например, я думал о том, как Жанна приедет домой и будет общаться с Исследователем. Смотреть на своего сына, видеть его, разговаривать с ним, а в ответ слышать саркастические разглагольствования циничного ублюдка. Ублюдка, который легко может оборвать его или ее жизнь… На долгие размышления меня не хватило.

— Вы что, не один такой тут? — поинтересовался я у Разрушителя. Мы оба стояли, уставившись на дверь — будто ожидая оттуда нападения.

— Имя мне — легион. — Разрушитель оскалился. — Сколько потенциальных личностей в аккумуляторе автомобиля марки «Крайслер», Дмитрий Владимирович? Наверное, примерно столько, сколько автомобилей марки «Форд» получится от него «прикурить».

Я так и не успел понять, что это было — шутка, метафора? Разрушитель махнул рукой, обрывая невысказанные слова.

— Тише, Дмитрий Владимирович. Помните, о чем мы договорились.

Дверь распахнулась, как от пинка, и в комнату вошёл Брик, бледный от злости, с моим ноутбуком под мышкой. Удостоив Разрушителя беглым взглядом, он сконцентрировался на мне:

— По-твоему, это было смешно? Думаешь…

Его слова утонули, растворились в словах остановившегося в дверях охранника:

— Вот ваш пациент, принимайте! Он с компанией.

В комнату вошла Маша и посмотрела на меня с оглушительной ненавистью. В школе от такого взгляда я бы довёл до конца одну из семнадцати своих мыслей о самоубийстве. Сейчас послал в ответ спокойный, равнодушный взгляд.

— Спасибо, парни, — кивнул Разрушитель. — Быстро сработали. Свободны.

Парни исчезли, прикрыв за собой дверь.

— Что это за балаган? — Брик шагнул ко мне. — Не слишком ли ты о себе возомнил? Так обращаться…

— С тобой? — закончил я за него. — Не нравится, когда кто-то вынуждает тебя делать то, чего ты не хочешь?

Он молчал. А я вдруг понял, что это не злость переполняет его, а обида. Смертельная и наивная детская обида. Должно быть, он думал, что я извинюсь, или хотя бы обрадуюсь, увидев его, после всего, что мы вчера пережили.

Принц взял себя в руки, взгляд его сделался твердым и холодным, но я не мог задавить внутри себя чувство вины — которое подогрела Маша.

— Это называется «предательство», — сказала она, сложив руки на груди. — Чего ты добиваешься?

Я повернулся к Разрушителю:

— Вы не могли бы нас оставить ненадолго?

Разрушитель развел руками, как бы говоря: «А почему бы, собственно, и нет?» И вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Я посмотрел на Брика, на Машу.

— Куда вы направляетесь?

Брик отозвался первым:

— А тебе не кажется, что сначала неплохо бы ответить на наши вопросы?

— Хорошо. — Я присел на край скамьи. — Я пока подумаю над ответами. Вы располагайтесь. Кстати, во сколько вылетает самолёт, на который вы могли бы успеть?

Они изумлены. Недоумевают, что со мной. Почему я вдруг превратился во врага. Я вновь заставил себя придушить совесть и чувство вины. Иногда приходится делать трудный выбор, определять, какое из двух зол — меньшее. Это «меньшее» я представлял себе в виде идиллической картинки: Маша и Юля, обнявшись, стоят посреди цветочного поля и плачут. И улыбаются. Понятия не имею, откуда взялось цветочное поле, да и не важно. Я вцепился в эту картинку, как в обломок доски посреди штормящего моря. А внешне остался хладнокровным ублюдком, готовым из чистой прихоти обрушить все надежды и чаяния.