Последняя буфетчица «Зарайска» - страница 7
Взяли ее сандружинницей в роту. Научилась стрелять. Комбат подарил Петровне винтовку с оптическим глазом. И зажила молодая женщина необычной жизнью. В наступлении раненых спасала, в затишье охотилась сама.
Заледенела баба. Побаивались ее бойцы. А чтобы там нежности какие — ни боже мой… Только к сорок пятому оттаивать начала. А в день Победы разрешила себе вспомнить, что она женщина, и нет ей еще и двадцати трех лет от роду.
Давно этот капитан, командир разведроты, ухаживал за Верой. Тихий такой был, застенчивый с нею, никто б не подумал, что самый лихой в дивизии офицер. И одинокий. Семью потерял под Брестом, в первый же день войны.
Открыла ему сердце Петровна, в первый же мирный день открыла. А через неделю погиб капитан в схватке с эсэсовской бандой, пробивавшейся к американской зоне.
А Вера попросилась на японскую войну, пересекла в эшелоне Россию, побывала в Харбине и Порт-Артуре и осталась во Владивостоке.
7
К утру качать стало меньше. В шесть часов пришел с вахты старпома матрос — будить персонал. Петровна слышала, как он стукнул в дверь соседней каюты, где жила кокша Михайловна, потом отбил легкую дробь костяшками пальцев по их двери.
— Слышим! — крикнула Петровна. — Зайди…
Матрос приоткрыл дверь и сунул голову в щель.
— Подъем, Петровна, — сказал он. — Ветер как будто стихает… Перезимовали.
— Спасибо за добрые вести, — сказала буфетчица, и матрос ушел на мостик.
Когда Петровна собралась идти из каюты, она отодвинула занавеску Таниной койки и посмотрела на девушку. Таня спала, и будить ее буфетчица не стала. Кажется, оклемалась девка, подумала она. Теперь ей выспаться надо. Вот и шторм на убыль пошел. И ежели не раздует снова — к обеду Татьяна сама встанет.
Она добралась до кают-компании, приготовила к утреннему столу масло и сахар, нарезала колбасы, открыла банки с консервированной курицей. Сейчас придет на завтрак та вахта, что заступает с восьми, встанут помполит, радист и доктор. Может быть, Макарыч спустится… Нет, скорее всего капитан придет лишь обедать, сейчас отсыпается после штормового бденья, дела со штормом вроде на поправку пошли. Авось, на этом и кончилось океанское баловство.
Вера Петровна перешла в столовую команды, чтобы выполнить теперь обязанности Татьяны, и увидела там матроса Толю. На «Зарайске» было три матроса Анатолия: Мальцев, Архипов и Леонтьев. Первого звали Малышом, второго Дедом Архипом, а третьего — Ленькой. Сейчас в салоне находился Дед Архип.
— Ты чего так рано поднялся? — спросила Петровна.
— Вам на помощь разбудили, — ответил Дед Архип. — Приказ старпома. Студентка-то наша того. Чего тут делать надо, Петровна?
Она хмыкнула, значит, старпом распорядился… Конечно, чиф знает, что Танька слегла. Мог бы и пораньше сообразить. Но все равно кстати. Уж очень она устала. И сердце щемит… Руки постоянно ноют, а левую так и потягивает, скручивает всю.
Растолковав матросу, как и что подавать команде, заглянула к Михайловне на камбуз, кокша затевала готовку к обеду, и вернулась к себе. Время подбиралось к половине восьмого.
Первым пришел в кают-компанию дед. Старший механик любил вставать пораньше. «Кто раньше встает, тому Бог дает», — любил говорить он. Потом дед не меньше часа лазил по собственным владеньям, не забывал заглянуть во все уголки, где находились какие-либо механизмы, нагуливал отменный аппетит, и для него Михайловна держала что-нибудь посущественнее, оставленное с ужина.
— Справилась со штормом машинешка, — сказал старший механик Петровне. — Добрый движок на «Зарайске»… Ему б еще крутить да крутить. А вот отправляют в утиль, Петровна. Жалко.
— Меня тоже на вторсырье, — улыбнулась буфетчица. — Доплавала-таки до пенсии, Сергей Пахомыч.
— Не прибедняйся, мать. Ты у нас еще морячка хоть куда. Хочешь замуж за второго выдам? Приличный мужик. Не курит и не пьет. Жених!
Второй механик уже два года, как овдовел, стармех не первый раз затевал про это разговоры, не давал покоя ни Петровне, ни первому заму, который был годами его постарше.
Вера Петровна отмахнулась и ушла в буфетную. Качало поменьше, да и притерпелась уже, свыклась.