Последняя буря - страница 4
Очередной пункт назначения — Рио-Гранде на аргентинской части Огненной Земли, примерно в двухстах километрах к югу от Рио-Гальегоса.
Еще один полет без особых приключений, если не считать последних ста километров, когда облачность, закрыв землю, заставила нас несколько раз менять высоту полета. На передней кромке крыльев и выступающих частях машины стал образовываться кристаллический лед — явление, весьма неприятное для нас, ибо противообледенительная система, обогревающая лобовое стекло теплым воздухом, создает сильную жару в кабине — прямо перед нашим носом на плексиглас направлены две обжигающие струи. Настоящая пытка. Противообледенительное устройство растапли-вает совсем немного льда с наружной стороны лобового стекла, образуя два полукруглых просвета, сквозь которые можно хоть что-то видеть впереди.
Легкое обледенение крыльев не мешало нам маневрировать, и приземление прошло нормально. Из предосторожности я не выключил противообледенитель винтов. Мы катились по новой широкой полосе аргентинской воздушной военно-морской базы в Рио-Гранде. Командно-диспетчерский пункт предупредил нас, что полоса и большая часть мест стоянок покрыты льдом.
Целью нашего прилета были инспекция хозяйства компании, а также встречи с геологами и директорами Аргентинской государственной нефтяной компании.
Два сине-белых грузовичка ждали нас на обочине стоянки… те же цвета, те же марки машин и те же знаки на дверцах… В любой части Америки, от Огненной Земли до Аляски, и, пожалуй, повсюду, где есть нефть, можно встретить такие грузовички.
Наши пассажиры тут же отправились по своим делам. В аэропорту остались только Алькоб и я. Добрую половину дня мы провели за осмотром и проверкой пневматической противообледенительной системы, которая защищает крылья и рули самолета от одного из самых страшных наших врагов. Враг этот напомнил о себе в последнем полете, правда, довольно робко, но для нас это было суровое предупреждение. Для борьбы с врагом мы располагали кое-каким оружием, несовершенным и ненадежным, но все же оружием, и в нужный момент оно могло пригодиться. Следить за тем, чтобы жизненно важные узлы машины содержались в наи-лучшем состоянии, было самой важной нашей задачей.
Закончив осмотр, довольные работой всех систем, мы отправились в городок Рио-Гралде, где должны были провести ночь, а утром вылететь в Рио-Гальегос.
Послеобеденное время и вечер показались нескончаемо долгими. Солнце зашло в половине шестого, делать было нечего, пойти некуда. Мы истомились, перечитывая одни и те же газеты и непрестанно поглядывая на часы в ожидании, когда можно будет поужинать и лечь спать.
Тысяча километров очень плохой погоды
Ранним утром следующего дня, за полтора часа до вылета, к гостинице подкатил бело-синий грузовичок, чтобы отвезти нас в аэропорт. За ночь температура упала градусов на пятнадцать, и все-таки руководитель нашей группы настаивал на вылете в назначенное время.
Завести двигатели в непогоду, на морозе, чрезвычайно трудно, особенно если самолет не в ангаре, а на открытой площадке, где нет под рукой вспомогательных агрегатов подогрева и запуска двигателей. При этом большого внимания и точности требует дозировка горючего, впрыскиваемого перед пуском, так как создаете значительная нагрузка на аккумуляторы. Двигатели разогреваются очень медленно и потребляют много энергии; если запуск сразу не получится, можно долго не сдвинуться с места.
Пассажирам обычно совершенно неведома наша тревога г поводу таких профессиональных тонкостей. Даже при самых неблагоприятных условиях самолет к их прибытию прогрет и готов к взлету. И лишь одному богу известно, сколько раз пришлось Алькобу проворачивать винт при почти полностью разряженных аккумуляторах!
Как обычно, я составил полетный лист IFR,[3] указав сравнительно небольшую для нас высоту, всего 6000 футов — перелет был не дальний, — и мы вылетели в Рио-Гальегос. Метеорологические условия резко изменились, что не редкость на Огненной Земле и юге Патагонии. Прекрасные дни, солнце и безмятежность, которые царили в Пунта-Аренасе и Сомбреро, казались далеким-предалеким прошлым. Небо теперь было серо-свинцовое, затянутое темными облаками.