Последняя игра - страница 9

Слава говорил им о философии, о мудрости, заложенной в том искусстве, которому самозабвенно посвятил всю свою жизнь. Книжки приносил… Андрей сначала посмеивался, а потом внезапно в процессе тренировок стал ощущать какое-то странное чувство, неожиданное и непривычное единство с теми, кто стоял рядом с ним, причем единство, скажем так, позитивное, светлое. Агрессия, присущая ему с самого раннего детства и заполнившая все школьные годы целым валом проблем с учителями, детской комнатой милиции и родителями, куда-то исчезала, наступало что-то похожее на «просветление» – слово, которое он до той поры всегда и произносил вот так, в кавычках, хихикая и загибая какой-нибудь очередной анекдот про это самое «просветление».

Он бросил курить, но не только из-за дыхалки. Понятно, что после выкуренной полпачки сигарет не очень-то потаскаешь на себе восьмидесятикилограммовую тушу Кислого, не поприседаешь с ней столько, сколько требовал Слава. В конечном счете Андрей отказался от хороших американских сигарет, которые блоками лежали у него дома, просто потому, что захотелось стать чище. Физически в первую очередь. Физически, но и морально тоже, вспоминал Андрей. Как-то четче и ясней стали для него такие понятия, как «справедливость», «добро», «зло», «порядочность»…

Андрей сидел в неудобном, слишком маленьком для него кресле «ТУ-134» и, посматривая на девочку у иллюминатора, думал о своем.

Конечно, Слава знал о том, чем занимаются Андрей и Кислый, но это не коробило его, как большинство соотечественников, – те считали их едва ли не преступниками. А, собственно, почему «едва ли»? С точки зрения уголовного кодекса и «морального кодекса строителей коммунизма» они и были настоящими преступниками. Как же – джинсы, диски, валюта… Вот они, атрибуты врага советской власти. А ну-ка, в кутузку его, за эти самые джинсы и доллары с марками…

Но Слава говорил, что ему все равно. То, что делают Андрей и Кислый, – не преступление…

– А что, с твоей точки зрения, – преступление? – спрашивал Андрей.

– Несправедливость по отношению к ближнему. В любой форме, – отвечал Слава.

Однажды они возвращались с тренировки и решили прогуляться до следующей станции метро. Нагрузки тогда уже были такими, что казалось, стоит сесть на диванчик в вагоне последнего поезда, и с этого диванчика уже не встанешь. Закостенеет тело, и мышцы откажутся выполнять приказы мозга.

– Давайте пройдемся, – предложил Слава. – Пусть еще ноги поработают, да и расслабимся на свежем воздухе.

Ну и нарвались на команду гопников. Подвалило человек шесть или семь. Как обычно, пошли дешевые прихваты – закурить, да прикурить, да «постой, паренек, погоди», да что в карманах, да бабки давай… Короче, обычные гопники, промышляющие на просторах Ленинского проспекта, благо места здесь еще в проекте генерального архитектора были задуманы будто специально под плацдарм для разборок. Железнодорожная насыпь, какие-то лужи-пруды, кустики, рощицы, за которыми возвышается монолитная стена типовых девятиэтажек…

Это был не Невский проспект, где Андрея знала каждая собака и никто не осмеливался наезжать вот так, по-детски. Этим отморозкам неведомы были центровые авторитеты, которые для подростков из Автово являлись какими-то полусказочными персонажами. Андрей напрягся, выбирая, кого из этих уродов завалить первым, но, покосившись на Славу, подавил в себе желание броситься на молодых хулиганов и отметелить их так, чтобы запомнили на всю свою ублюдочную жизнь. Кислый тоже молча стоял рядом, ожидая, что сделает сэнсей.

А сэнсэй молча смотрел на кривляющегося перед ним пацана и не делал ровным счетом ничего. Застыл, как статуя.

– Ты что, козел, заснул? – крикнул ему один из наезжающих, судя по всему, главарь. – Не спи, бля, замерзнешь! Давай, на хуй, из карманов все, сука. Попишу ща… Тварь…

Он выбросил вперед руку, в которой блеснуло лезвие ножа, и только тогда Слава… не ударил даже противника, а просто взял за локоть – неспешно так, но, удивительное дело, парень не успел отдернуть руку с ножом, – и сдавил своими сильными пальцами, которые, если надо, становились твердыми, как стальные клещи. Продолжая давить на болевые точки в локтевом сгибе, Слава пристально смотрел в глаза заревевшему от боли пацану, и Андрей знал, что Слава видит не только смятое болью лицо. Лучшее, что можно сделать в драке, – это смотреть противнику в глаза. Так не только подавляешь его психологически, но, как ни странно, следишь за всем телом врага, не упуская из виду ни одного его движения. А стоит опустить глаза и посмотреть, скажем, на его ноги, как все остальное сразу теряется и выходит из-под зрительного контроля…