Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо - страница 11

стр.

— Я прошу вас пока что не выходить из дому и не принимать никого чужого. Я посоветуюсь кое с кем по вашему делу и через два часа позвоню. Тогда посмотрим, как будет с нашей встречей. Поищите теперь какую-нибудь глупую, самую глупую передачу по радио — их всегда хватает — и постарайтесь понять, о чем там идет речь.

— Попробую, — сказала она без убеждения. — И буду сидеть у телефона.

Я ждал, пока она положит трубку. И наконец сам положил, потому что Лоретта тоже ждала.

7

Мерфи пролетел над Мэйпортом, обогнул Джексонвилль. В первый раз в жизни летел над Флоридой.

Что потом? Лантана — только этап. А дальше? Об этом будет известно в Лантане. «Господи, — подумал он, — сколько этих тайн, что закачаешься. Главное, что хорошо платят. Представится ли мне еще такой случай? Слишком хорошо они платят, чтобы все было в порядке. Всюду, где слишком хорошо платят, что-то не в порядке».

Он посмотрел вниз. Сент-Джонс Ривер. Он предпочел бы оказаться южнее, ближе к цели. Например, над озером Окичоби. Такие названия тянут, как магнит, действуют на воображение, как фильмы об охоте на львов. Он еще когда-нибудь слетает в Чихуахуа.

А этот старик на носилках, в багажнике? Наверное, еще не очнулся после укола. Дали ему какой-то укол, чтоб не мучился, чтобы спал… Пускай спит. Если твоя семья сидит на долларах, можно спокойно спать. Спокойный сон в самолете — это для тех, кто начинен долларами.

Он проверил курс.

Значит, приземлиться надо в Лантане, там ждет Октавио де ла Маса. Получу третий взнос и со стариком на носилках и с Октавио полечу за четвертым взносом. И все будет в порядке. Премию они тоже выложат. Отдохну денек-другой, если разрешат, могут ведь и не разрешить. Вернусь опять в Линден, отдам машину и опять появится Лана. Жуя резинку, опять предложит мне пойти на танцы и опять вцепится, как клещ.

Опять, опять… В жизни все повторяется…

Платят они хорошо, но не влип ли я в историю? А, впрочем, ничего они мне не смогут сделать…

А может, все же сделают? Если это важное дело, вернуться не позволят, могут и прикончить. Господи, об этом я не подумал. А ведь они потребовали, чтоб я никому не говорил, куда лечу. Это все же грязное дело. Я об этом думаю не в первый раз, с самого начала понимал, что рискую. Но настроение было паскудное, поэтому и пошел на такую махинацию.

Он вспомнил Марту.

Сжал челюсти и резко рванул машину. Спокойней, спокойней, там этот старик на носилках… Он выровнял полет. Марта…

Он жил в маленьком пансионате поблизости от Нью Фэйр Хэвен, над озером Онтарио. Там и познакомился с ней. Уже в тот день, как Марта приехала, они после ужина зашли в несколько баров по очереди. Вернулись под утро. Их комнаты были рядом. Она переоделась, пришла к нему. Так это и началось. Ни одна женщина не пробуждала в нем столько страсти. Марта говорила:

«Герд, только ты до меня дотронешься, меня пожар охватывает. Я теряю представление о времени… Ничего не хочу, тебя одного… Ах, Герд, это чудесно и безумно, правда? Если б за счастье нужно было платить жизнью, я свою отдала бы в уплату», — Она говорила экзальтированно, как героиня мелодрамы.

Сказала, что по меньшей мере год одинока. Ошиблась в ком-то, и мужчины ей надоели… «И лишь ты, Герд…»

Через неделю Марта сказала, что поедет в Утику, — там она жила и там ей нужно было уладить «кое-что срочное». Но она вернется к нему, в Нью Фэйр Хэвен, через несколько дней, не позже, чем через неделю. Он хотел купить ей билет, спросил, как она поедет, автобусом или поездом, но Марта сказала, что ее старый друг, Освальд Тен, приедет на своей машине. Утром он звонил, что будет здесь по делам фирмы и может прихватить ее с собой.

Она лежала рядом с ним — теплая, измученная, еле живая, но все еще ненасытная, как и он. Ее ладони были беспокойными, по ним пробегала дрожь, когда она дотрагивалась до него.

Он подумал, что это может кончиться, пожалуй, даже сегодня, и от этой мысли стало очень больно. Он посмотрел на часы.

— Уже поздно, тебе надо одеться.

Она оделась и присела к нему.

В шесть часов вечера приехал Тен.

Слышно было, как затормозила машина; потом раздались шаги по лестнице — шаги Освальда Тена.