Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо - страница 13

— С этой малюткой нам будет еще немало хлопот, — сказал Фрэнк.

Я бросил еще кубик льда в стакан: джин быстро согревался в ладони.

— Потому, что она рассказала об этом мне?

— По другим причинам. Вечерние газеты, — не знаю, читал ли ты их, — на первых страницах сообщают о похищении Галиндеса. О похищении… — пробормотал он, будто про себя, — черт его знает, было ли это вообще похищением. Наверняка это не было похищением. — И закончил, — А впрочем, ничего неизвестно.

— И я так думаю, Фрэнк. Убрать кого-нибудь — это удобно и наиболее легко. Похищать, перевозить, прятать — это слишком большой риск.

— Люди, которых я в этом деле подозреваю, идут на любой риск, если дело касается мести. Для того, чтобы поиздеваться над человеком, с которым у них счеты, они даже способны пожертвовать десятком своих людей.

— И на этот раз они кем-нибудь пожертвовали?

— Не знаю, Майк, ничего еще не знаю. Но кем-нибудь наверняка пожертвуют, это у них в порядке вещей, они не любят свидетелей. При одном человеке, ими убитом, обычно мы находим еще несколько трупов, а среди них иногда и останки убийцы.

«Он знает больше, намного больше. Начнем с другой стороны».

Я спросил:

— Кем был де Галиндес? Я слышал о нем, когда он давал показания в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, и помню, как он сопротивлялся, даже отказывался от дальнейших показаний. Но на этом и кончаются мои сведения о де Галиндесе.

— Если ты помнишь о выступлении в Комиссии, то знаешь, о чем там шла речь. Доктор Галиндес был участником гражданской войны в Испании и играл там довольно значительную роль. После падения республики Галиндес скрывался во Франции. Потом, опасаясь гитлеровской оккупации, он решил перебраться в Доминиканскую Республику, — испанский язык он знал в совершенстве. Вскоре по приезде в Сьюдад-Трухильо он стал заведовать кафедрой юриспруденции.

— Тут у нас, — добавил я, — в Колумбийском университете он читал курс истории испанской цивилизации…

— Не только. Галиндес окончил несколько факультетов, писал о культуре майя и инков, занимался историей законодательства в Латинской Америке и международным правом. Это был такой выдающийся интеллект, что ему простили даже участие в испанской войне. Он не мог жаловаться на недостаток терпимости. Погубило его одно: ссора с властями Доминиканской Республики. Он находился там до 1946 года. Пока он преподавал, никто к нему не имел претензий, но когда он стал юрисконсультом Министерства труда, обнаружились его взгляды на то, что творится в Доминиканской Республике. Воняет там, Майк, воняет больше, чем где бы то ни было в мире.

— И тогда Галиндес «выломился»? — спросил я.

— Да. На лекциях он мог говорить все, что ему хотелось, это была лишь теория, но тут, в арбитражных стачечных делах, начиналась практика. Трухильо любит красивые теории, в особенности демократические, но это ему не мешает все более беспощадно укреплять свой феодальный и вместе с тем фашистский режим. Парламент недавно присвоил ему звания — Benefactor de la Patria, Salvador del Pueblo — благодетель родины, спаситель народа. Ты испанский знаешь?

— Более или менее. Значит, Галиндес уехал оттуда в 1946 году?

— Это было, собственно говоря, бегство. На следующий день, а может, и в ту же ночь, его бы арестовали. А такие аресты там все равно что смерть.

— Я слыхал о его книге «Эра Трухильо». Ты о ней что-нибудь знаешь?

Бисли усмехнулся, но не спросил, откуда я знаю об этой книге.

— Если б не эта книга, его, может, оставили в покое. Доктор Галиндес собирал для нее материалы все семь лет, что пробыл в Доминиканской Республике, и по приезде в Нью-Йорк еще три года работал над ней. Так вот и получился самый сильный обвинительный документ против власти этого современного Калигулы — Трухильо и его мафии. Мафии такой страшной и опасной, что даже Федеральное бюро расследований, в общем, проигрывает в борьбе с ней или выходит из игры…

— Только потому, что они такие опасные и ловкие?

Бисли опять усмехнулся: он понимал, о чем я спрашиваю.

— Ты прав, не только поэтому. В дела Доминиканской Республики впутаны наши могущественные компании и монополистические концерны, — например, «Юнайтед фрут компани».