Последняя орбита - страница 14

На экране возникло лицо Бурмакова.

— Как спалось, Павел Константинович, что снилось?

Он ждал звонка и в тон Степану Васильевичу ответил:

— «Набат».

— Ну что ж, как говорится, сон в руку. Имеете полчаса, чтобы собраться.

Павел позвонил в Минск. Валин номер ответил длинными протяжными гудками. Это его огорчило. Не хотелось передавать прощальные слова электронному секретарю. Не любит Валя, чтобы предназначенное ей одной слушал кто-то еще, хоть бы и механизм... Взглянув на часы, Павел написал девушке коро­тенькое шутливое письмо, пообещав не увлекаться марсианками, даже если встретит саму Аэлиту, и заклеил конверт. Конечно, на­ходясь на станции, он будет иметь возможность ежедневно го­ворить с Валей — связь станции с Землей не хуже, чем Москвы с Минском. Но это не то, это будет скорее как бы встречей, а не прощанием.

Прежде чем выйти, Гуща присел, окинул взглядом комнату, которая была ему пристанищем в течение многих дней. Он ни­когда не замечал за собой сентиментальности. Но теперь у него почему-то сжалось сердце. Все здесь показалось своим, обжи­тым, привычным. Подумалось: а как будет там, на орбите? А мо­жет, дело было не в привычке к жилью — в плохой погоде, в том, что Вали не было дома? Павел нахмурился. Сегодня, как никогда раньше, ему хотелось быть сильным духом. Он решительно встал и плотно закрыл за собой дверь.

Они с Бурмаковым заехали за Витей и помчались на ракето­дром.

Старт, несколько минут перегрузки, которую Павел поч­ти не почувствовал, — и рейсовый ракетоплан плыл уже в про­странстве.

Павел с волнением смотрел в окно. Все ему было ново: и не­весомость, прочувствованная не на тренировочных снарядах, и черное, с россыпью бесчисленных звезд, небо, и глухая тишина инерционного полета, которая словно проникала из молчаливого пространства. Где-то там, в направлении Водолея, должна нахо­диться лишняя звездочка — орбитальная станция, возле внутрен­него причала которой, словно океанский лайнер, спущенный со стапелей, пришвартовался, готовый к испытаниям, планетолёт «Набат».

Искушенные глаза астрофизика быстро обнаружили на небе звезду-станцию. Она, казалось, единственная жила в мертвой и холодной Вселенной, приветливо помигивая сигнальными огня­ми. Вскоре звезда начала расти, превращаясь в большой яркий круг, в середине которого, прикрепленный десятком патрубков-спиц, висел похожий на сигару «Набат». Павел знал, что были разработаны различные проекты корабля. Одни предлагали, учи­тывая старт с безвоздушного космодрома, сделать его круглым, похожим на саму орбитальную станцию, другие — сохранить традиционную форму ракеты, чтобы в случае посадки на пла­нете с атмосферой корабль легче преодолел ее сопротивление. «Набат» сделали похожим на подводную лодку — без рубки, с острым носом и обрубленной кормой. И — Павел с удовлетво­рением отметил это — «Набат» был даже красивее подлодки, так как чувствовалась в его серебристом корпусе какая-то подчеркну­то неземная стремительность, нацеленность на прыжок.

Между тем орбитальная станция заслонила собой полнеба, медленно надвигаясь на ракетоплан. Павлу представилось, что подлетают они не к искусственному сооружению, а к какому-то астероиду: окна-иллюминаторы, выступы-входы на темно-сером корпусе издали были похожи на многочисленные кратеры. И, на­конец, состоялась стыковка, мягкая, без толчка.

Пассажиров пригласили в вокзал. Павел крепко держался за перила и думал, что, кроме изучения корабля, он должен приучить себя и к невесомости. Он оглянулся на товарищей. Бурмаков ша­гал легко, уверенно — как на Земле. Витя с интересом вертел го­ловой по сторонам, однако в каждом его движении чувствовалась скованность, настороженность. Павел улыбнулся: видимо, и он сам выглядит не лучше, — и зашагал быстрее.

Изнутри орбитальная станция выглядела еще внушительнее. Это было поистине грандиозное сооружение — завод, верфь, город... Любое из этих определений подходило, но ни одно не пе­редавало точно суть. Во многих помещениях станции размести­лись мастерские, лаборатории, жилые каюты и даже небольшой сад, в котором сочеталось приятное с полезным — деревья, рас­тения не только радовали жителей станции, а и являлись опыт­ным материалом.