Последняя орбита - страница 25

До посадки осталось четыре дня!

Часть третья

I

На корабле, как и на Земле, в это время была ночь. Солнце на­ходилось на другой стороне Марса. Так что впервые за несколь­ко месяцев на время соединились условное и настоящее деление суток. Бурмаков и Витя спали. Павел дежурил. Он любил такие тихие часы, когда все вокруг замирает, и только мигание индика­торов на пульте напоминает, что «Набат» мчится в космическом пространстве, а неутомимые автоматы охраняют покой человека.

Сегодняшняя Павлова вахта внешне ничем не отличалась от других. Та же тишина возле пульта, и ничто не требует от него что-то делать. Сиди, думай... И все-таки это дежурство было осо­бенным. В самом начале его «Набат» превратился в искусствен­ный спутник планеты, выйдя на почти круговую орбиту с уда­лением от поверхности около ста пятидесяти километров. Еще никогда человек не был так близко к Марсу!

Павел сдвинул защитные заслонки с иллюминаторов, и Марс сразу угрожающе приблизился к кораблю. Павел бывал на земных орбитальных станциях, но никогда не испытывал тревоги, неуве­ренности. А теперь смотрел на незнакомые, но вообще-то впол­не мирные пейзажи, и ему хотелось поглубже вжаться в кресло, быть подальше от нависшей над кораблем огромной планеты.

Павел удивился своим страхам. Угроза если и существовала, то только в его воображении. Просто за долгое время он привык, что за иллюминаторами «Набата» — необъятное открытое про­странство. Это, наверное, похоже на морскую болезнь в новом, космическом варианте. Одолеет ли он ее? Павлу вспомнилось, как однажды в Черном море его на яхте застал шторм. Давно это было. Но и до сих пор по телу бегут холодные и жгучие мурашки, когда вспоминается, как ритмично и бездумно накатывались на маленькую слабую яхту высоченные серые валы с белыми пен­ными гривами, как прижимали его к палубе тяжелые тучи бес­просветного неба.

Тогда Павел справился. Сначала с собой, со своей морской бо­лезнью, потом и с бешеной стихией. Ведь выбросил из головы опасность, страх. Забыл их. Видел только силу, которую должен был одолеть...

Павел в мыслях еще был на Земле, среди бурных морских волн, и поэтому не сразу понял: что-то произошло. Словно в неза­метную жизнь корабля ворвалось что-то постороннее. И пропало. Оно было таким неуловимым, что Павел не поверил себе. Мгновение-другое он тупо смотрел на неподвижные стрелки индика­торов, потом спохватился, нажал клавишу контрольной системы автопилота. Запись на приборах поползла в обратном направле­нии. Невидимое перо вычерчивало ровную волнообразную ли­нию. Павел хотел было уже выключить электронный контролер, как перо вдруг подскочило вверх, оставив за собой одинокий и не слишком высокий пик. Это означало, что «Набат» как бы спотк­нулся в своем полете, совсем как человек, который поднял ногу, но сделал шаг, задержавшись. Павел передернул плечами и про­верил, не было ли встречи с крупным метеоритом. Пространство на много километров вокруг было чистым. В общем, он мог это и не проверять — появление метеорита отметили бы другие при­боры.

Павел подумал, что, наверное, какой-то марсианский вихрь вырвался на стопятидесятикилометровую высоту и задел по до­роге их корабль. Он понимал, что это невероятно, однако другого объяснения не находил.

Бурмаков, выслушав отчет Павла о вахте, внимательно про­смотрел все записи систем управления «Набата». Но и он не смог сказать что-нибудь определенное. Тем более что новых толчков не было, хотя корабль после этого сделал шесть витков вокруг Марса.

— Будем считать это первой загадкой воинственного соседа Земли, — сказал он Павлу.

— А что остается?

— Ждать, — беззаботно заявил Витя. — Если это не случай­ность, то обязательно повторится.

— Мудрец! — Павел шутливо дернул юношу за волосы.

— Не такой уж дурной совет, — улыбнулся капитан, — Нам действительно нужно набраться терпения.

Впрочем, придавать большое значение этому почти незамет­ному толчку, отмеченному лишь бодрствующими автоматами, оснований не было. И Павел быстро перестал думать о нем — на­стала пора высадки на Марс.

Район первого знакомства с планетой вызвал у Павла двойст­венное чувство. С одной стороны, естественный интерес челове­ка к чужой планете, с другой — некая разочарованность, обман в надеждах. Под «Набатом» были суровые мертвые пустыни. В душе Павел был больше реалистом, чем мечтателем. И от пер­вой экспедиции на Марс хотел иметь открытия не только обще­научные, но и конкретного прикладного значения. Он не скрывал своих взглядов, и Бурмаков, показывая ему на экране очередной кратер, похожий на десятки предыдущих, шутил: