Последняя тайна Патриарха - страница 20

– Откуда этот перстень, Отец? – еле вымолвил взволнованный Никита. Настя и Виктор по-прежнему стояли за его широкой спиной, понимая – они тут сейчас не главные, помалкивать надо.

– Древняя это вещь, возможно, самая древняя на свете… Исповедовал я на смертном одре одну старушку, еще когда молодым священником был… Открылась она мне, что служила в горничных на даче Иосифа Сталина и находилась там в те мартовские дни 53-го… Когда генсека нашли в параличе, он, по ее словам, лежал и вроде как судорожно тянулся к чему-то. Тогда не обратил никто на это внимания, а уже потом, убираясь в комнате, женщина и нашла перстень – он под диван закатился. Взяла грех на душу – спрятала и никому ничего не сказала. Много зла после в ее семье произошло… Дочь повесилась, муж спился, сын в тюрьму попал… Повинилась она Господу, да и отдала кольцо. Сказала, что у меня оно сохраннее будет и, может, я молитвами силу эту зловещую успокою. Запомни, сын мой, камень этот синий несет гибель тем, кто не имеет права владеть им! Вот и я поплатился за то, что столько лет тайно хранил перстень… Вижу – тебя он признал… А я даже надеть на палец его не мог. Думал безнаказанно им пользоваться. Как же я ошибся! Впрочем, все смертны, и это великое благо…

Не сразу стало понятно, что это за реликвия, а когда догадался… В древних книгах упоминания отыскал… Ну, девушка твоя тебе уже кое-что, знаю, рассказала. Вот, возьми этот древний свиток, тебе его растолкует… кто надо, только помни – это лишь часть Великой Тайны, а остальное откроется тебе в свое время!

Говоря это, Алексий медленно приблизился к аналою, вынул из складок рясы небольшой предмет и положил его на раскрытую книгу. Фигура словно колебалась в слабом свете свечей, по сводам метались жутковатые тени, и Никите никак не удавалось ясно разглядеть того, кого он так любил и почитал. Словно преодолевая боль, Алексий с трудом продолжил:

– Время мое истекает, да и вам надо спешить. Только будьте осторожны по выходе отсюда – злые люди рыщут по ваши души! Они опасны, но во сто крат опаснее тот, кто посылает их… Теперь же… подойди ко мне, сын мой… – сказал он, обращаясь к Виктору.

Испуганный парень – просто лица не было! – приблизился и опустился на колени. Никита и Настя остались поодаль и с удивлением наблюдали, как Призрак Патриарха исповедал и благословил их товарища… Пока «гроза сепаратистов» соображал, за что такая честь выпала лишь Витьке, Настя каким-то шестым чувством уже поняла все. Опять подступили слезы, и девушка сильнее прижалась к надежному плечу любимого, горячо надеясь, что их покуда минует чаша сия…

Алексий окончил исповедь, бросил на ребят прощальный и печальный взгляд, перекрестил их и неслышно удалился в непроглядную темень храма. Командир маленького войска осторожно сгреб ручищей оставленный призраком предмет – это был цилиндрический футляр из какого-то материала, похожего на серебро. Поверхность украшали загадочные знаки, сплетенные в узоры…

Уходили, как в первый раз, через дверцу в притворе.

На улице была уже глубокая ночь, вовсю разыгралась злая метель, сквозь снежную круговерть которой тускло светились лишь фонари и редкие окна домов. Из колючих порывов ветра вдруг выступили три черных фигуры. Никита резко оттолкнул Настю в сугроб – засвистели пули, но ветер мешал нападавшим тщательно прицеливаться. Однако одна пуля все же настигла цель. Виктор, совсем как давеча Сашка, рухнул, отброшенный выстрелом, и затих. Эти стрелки не стремились «взять живым», им не нужны были пленники с их признаниями. Им нужна была только реликвия.

Вдруг позади нападавших неслышно возник еще один силуэт, мгновенно разделившийся на две стремительных тени. «Собака!» – догадалась зарывшаяся в колючий снег Настя. Двое нападавших замешкались и это погубило их: одного вырубил незнакомец, другому, выбив пистолет, свернул шею Никита. Третьего, с разорванным горлом, стерег огромный пес. Нежданный спаситель оказался худощавым парнишкой, почти подростком на вид, из-под вязаной шапочки полыхнули тревожные глазищи.

– Спасибо, брат! Не ты – худо бы нам пришлось! – проговорил Никита, поднимая из сугроба Настю, которая сразу бросилась к телу Витьки. Заплакала, пробормотав сквозь слезы: «Да и так худо! Витя, бедненький… он же мне только вот о себе столько рассказывал…»