Последняя женщина в его жизни. Приятное и уединенное место - страница 3
— Понедельник.
— А число?
— 23 марта.
— Перед тем как полететь в Лондон — это было 19-го, если хочешь проверить, — я побывал в Валенсии на празднике святого Иосифа. К-клево? До того я посетил весеннюю ярмарку в Вене, а еще раньше — кажется, 3-го числа — был в Токио на кукольном фестивале. Как тебе это? Вполне к-культурно, не так ли? Эл, я опять хвастаюсь?
— Продолжай в том же духе, Джонни, — посоветовал Марш. — Такое хвастовство поддерживает твой имидж. Это может пойти на пользу.
— Мы с папой подумывали о чем-то менее… э-э… изысканном, — сказал Эллери.
— Свежий воздух, долгие прогулки, рыбная ловля, — подхватил инспектор Квин. — Вы когда-нибудь ловили рыбу, мистер Бенедикт? Я имею в виду — в одиночестве, в горной речке, с удочкой, которая не стоит триста долларов. Простые удовольствия для бедных — вот что нам нужно.
— Тогда можете называть меня доктором, инспектор, так как у меня имеется рецепт для вас обоих. — Бенедикт посмотрел на Марша. — Догадываешься, о чем я, Эл?
— Еще бы, — усмехнулся Марш. — А вот Эллери ни за что не догадается.
— О чем? — спросил Эллери.
— У меня имеется поместье в Новой Англии, — объяснил Джонни Бенедикт, — о котором известно очень немногим. Никакого шика, много д-деревьев, чистая речка, где полно рыбы, — я наловил кучу удочкой, которую сам сделал из еловой ветки, инспектор, — и уютный коттедж для гостей примерно в четверти мили от главного дома. Я уверен, Эллери, что вам с отцом там понравится. Можете пользоваться коттеджем сколько хотите. Обещаю, что никто вас не побеспокоит.
— Не знаю, что и сказать… — начал Эллери.
— Зато я знаю, — прервал инспектор. — Огромное спасибо!
— А где именно в Новой Англии?
Бенедикт и Марш обменялись ироничными взглядами.
— В маленьком городке, — ответил Бенедикт. — Сомневаюсь, Эллери, чтобы ты когда-нибудь слышал о нем. Он называется Вайтсвилл.
— Вайтсвилл? — Эллери сделал паузу. — Ты имеешь в виду Райтсвилл? И у тебя там поместье, Джонни?
— Уже много лет.
— Но я никогда не знал…
— Я же говорил, что не распространялся об этом. Купил его через подставное лицо, чтобы было где отращивать волосы, когда мне все это осточертеет, — а такое бывает чаще, чем ты думаешь.
— Прости, Джонни. — Эллери виновато хлопнул себя по груди. — Я был форменной вонючкой.
— Местечко скромное и вполне буржуазное — в стиле моего прадеда, который, между прочим, был плотником.
— Но почему именно Райтсвилл?
Бенедикт усмехнулся:
— Ты достаточно его разрекламировал.
— Райтсвилл служит мне личным рецептом от недуга, который периодически меня беспокоит.
— Как будто он этого не знает! — сказал Марш. — Джонни шел по следам твоих приключений, Эллери, как Марк Антоний за Цезарем. Особенно его интересуют райтсвиллские истории. Он постоянно проверяет их в поисках ошибок.
— Это, джентльмены, похоже на возобновление прекрасной дружбы,[18] — сказал Эллери. — А ты уверен, что мы не потесним тебя, Джонни?
Они прошли через освященный веками ритуал протестов и заверений, обменялись рукопожатиями, а тем же вечером посыльный доставил конверт с двумя ключами и запиской:
«Дорогой брюзга! Меньший ключ от гостевого коттеджа, а больший — от большого дома на случай, если вам понадобится войти туда за жратвой, выпивкой, одеждой или еще чем-нибудь (впрочем, это добро имеется и в коттедже, хотя и не в таком изобилии). Можете пользоваться чем хотите в обоих домах. Сейчас там пусто (у меня нет управляющего, хотя старикашка по имени Моррис Ханкер временами наведывается из города проверять, все ли на месте), а судя по мрачному настроению, в котором ты пребывал сегодня, тебе пойдет на пользу целительное одиночество, которое может предоставить мое убежище в Райтсвилле. Bonne chance,[19] и не ворчи на твоего старика — он выглядит так, как будто ему тоже не помешает отдых.
Твой Джонни.
P. S. Возможно, я вскоре туда нагряну, но вас не побеспокою, если вы сами того не захотите».
В начале первого следующей ночи Квины приземлились в райтсвиллском аэропорту.
Беда Райтсвилла — а Райтсвилл, по мнению Эллери, генерировал беду — заключалась в том, что он предательски шагал в ногу с двадцатым веком.