Последыш III - страница 21

«Ну, что ж, — пожал Бармин мысленно плечами, — с кем поведешься, от того и наберешься».

Волжские хазары были больше похожи на русских и татар, а прикаспийские, выходит, были типичными кавказцами. Но Ингвару это было неважно, он их звал к себе в графство не из-за внешнего вида, а из-за их способностей. Хазары отличные бойцы и к тому же не ленивы. Пшеницу сеять, допустим, не будут, да она на этих землях толком и не родится. Однако, если верить запискам деда, они мастера разводить овец и крупный рогатый скот. Оно конечно, местные условия сильно отличаются от предгорий Кавказа, но дед был уверен, что справятся. И скот разведут, и молочные фермы поставят, и сыры начнут производить, а, если к тому же переведут сюда одно или два из принадлежащих им инструментальных производств, совсем хорошо! Доходы возрастут, население увеличится, да и об обороне не грех вспомнить. Этот последний пункт, намеченный в дневниковых записях Карла Менгдена буквально одной строкой, особо заинтересовал Бармина. Ему-то как раз, — в его особых обстоятельствах, — об укреплении боевого потенциала нужно было думать в первую очередь, а тут, спасибо деду, речь сразу о большой группе воев, имеющей в своем составе магов, оборотней и ветеранов джунгарских и кавказских[43] войн.

Вообще, дед оказался потрясающим мужиком. Возможно, он просрал свою жизнь и погубил обоих своих сыновей и мать Ингвара, — хотя кто знает, каковы были причины его действий, на самом деле, — но, как теперь выяснялось, Карл Менгден играл в долгую. Он смотрел в будущее и умел думать на перспективу. Понимал, что, если проиграет, полетят головы, и его собственная в первую очередь, но и отступить, по-видимому, не мог или не хотел. Знал, наверное, какую мразь собираются посадить на трон восточные княжества. В этом смысле, Бармин мог свидетельствовать перед богами, покойный император Константин не заслуживает даже нормального посмертия. Ни дна, ни покрышке, сукиному сыну. Однако думать сейчас об этом мелком человечишке, Ингвару не хотелось. Сдох, туда ему и дорога. А вот о деде, а Бармин чем дальше, тем больше воспринимал его именно, как своего родного деда, думал часто и с восхищением.

Карл Менгден учел все, и то, что земля, окружающая Усть-Углу, знает, кто ей хозяин, и то, что замок чужому не подчинится. Но вот деньги, документы и сокровищница могут легко стать объектом разграбления. Оттого и спрятал, да так, что найти их мог только истинный Менгден. В тайниках и в схронах под замком чего только не было. Даже долговые расписки многих и многих сильных мира сего, и компромат на них же. Деньги, к слову, там тоже нашлись, но это был не клад деда, а «заначка», сделанная на черный день пра-прадедом Ингвара. Граф Магнус Менгден считался сумасшедшим, что, возможно, соответствовало действительности. Однако, как бы то ни было, страх перед будущим заставил его сделать кое-что такое, что теперь могло пригодиться Бармину. Магнус наполнил два бочонка из-под вина золотыми монетами, а затем один из них спрятал под замком, а другой — отдал в рост банку Медичи[44]. Первый так и стоял в глубокой нише на минус четвертом уровне, скрытый от посторонних глаз дверью, замаскированной под участок кирпичной стены. Ингвар в него заглядывал. Впечатляющее зрелище, если честно, но дела Бармина шли хорошо даже без этого золота, так что пусть стоит и дальше. А вот деньги, вложенные в банк Медичи приносили доход, которым пользовались и прадед Ингвар, и дед Карл. Бармин тоже мог теперь воспользоваться процентом с капитала, а накапало там, видят боги, немало. Но это было дело не сегодняшнего дня. Денег ему пока хватало, а в перспективе должны были появиться доходы с графства, которые раньше уходили князю Северскому: рента с капитала, недвижимости и земли, арендные выплаты, доходы промышленных и сельскохозяйственных предприятий и вассальная десятина. Так что вполне должно хватить на все его начинания.

Бармин кивнул мысленно, бросил короткий взгляд, охвативший их застолье целиком, и должен был признать, что увиденное нравится ему и в общем, и в частностях.