Посол Земли - страница 6

— Эх! — вырвалось у кого-то.

Гундарев смутно видел приблизившиеся к нему лица. Его сдавила молчащая толпа, все стало ее безмолвным прикосновением, едким запахом множества тел. Сознание Гундарева обмерло в безразличии.

Внезапно кольцо разомкнулось, он почувствовал себя на свободе. Зрение постепенно вернулось. Он стоял подле ступеней храма, рядом никого не было, вдали, как прежде, кипело веселье.

Пошатываясь. Гундарев отступил в тень деревьев. Тело едва повиновалось ему, в небе, то ли от слез, то ли еще от чего, двоились размытые луны. Все кончилось, их миссия была теперь бесполезной, но Гундарев не жалел ни о чем и меньше всего о крахе своей дипломатической карьеры. Заслоны прорвало, он высказался, выкрикнул, теперь в душе было пусто, черно и легко.

— А, вот вы где! — Гундарев даже не вздрогнул от этого возгласа. — Ну и вид у вас, господин Посол! Что, вас тоже «почистили»?

Круглое лицо Рамиреса блестело от пота, он отдувался и сиял не хуже полной луны.

— «Почистили»? — не узнавая звука своего голоса, сказал Гундарев. Скажем точнее: оплевали.

— Верно! — словно чему-то радуясь, вскричал Рамирес. — Так нам и надо!.. А меня надо гнать, — добавил он жестко. — Ну чем, чем мы интересовались?! Только не обрядами празднеств, ими в последнюю очередь. Как же, как же: делу — время, потехе — час! Непростительно для меня, я все же этнограф…

— Что из этого следует? — бесстрастно осведомился Гундарев.

— Нет, это же прекрасно! Вы только подумайте: есть день и час, когда все переворачивается и всякий ридлянин кому угодно может швырнуть правду в лицо, выплеснуть все накипевшее. Как это похоже на Землю!

— На Землю?!

— Именно, именно! Наидревнейший, можно сказать, ритуал… Вождь племени, прежде чем его возведут в сан, должен пройти поношение, чтобы чувствовал, помнил, не заносился! И даже в поздние времена подвластный и ничтожный мог однажды, в ритуалом дозволенный час, обличить своего властителя… Час равенства и раскрепощения, социальная отдушина, противовес жесткой заданности бытия! Мы это утеряли, заменили иным, а тут, надо же, сохранилось в своей первозданности!

Гундарев отступил на шаг.

— Вот, значит, как… И что же вы им, «оплевывающим», интересно, ответили?

— А ничего. Мы забыли, отвыкли, не знаем, как это бывает, ну и… Рамирес развел руками. — Зато теперь все как на ладони: и что плохого о нас думают, и как относятся, и какие мы идиоты… «Момент истины», да какой! И это вопреки всей их этикетности, регламентации, фальши… А может, наоборот, благодаря этому? Крайность обязательно порождает свою противоположность! Без отдушин жить-то нельзя…

— Нельзя, — эхом отозвался Гундарев. В его сознании смутно забрезжила какая-то мысль. — И что же вы сделали после «оплевывания»?

Поверить трудно! Сплясал! — Рамирес лихо откинул голову. — Вместе со всеми, и это было здорово. Этнограф я или не этнограф? Слушайте, господин Посол, если вы полагаете, что тем самым…

— Ничего я не полагаю. И я тебе больше не «господин Посол», заруби это себе на носу!

— О! Уж не воспользоваться ли и мне «правом Семилунья»?

— Валяй! Сейчас меня интересуют только две вещи: бочка вина и Твор.

— Бочка? — глаза Рамиреса выкатились сильнее обычного.

— Да, чтобы окунуть в нее Твора.

— Фью! Соблазнительно, и все же, братец, нельзя: Твор — слуга. Сегодня он тебя вправе, а не наоборот. Может, Владык для такого дела поискать? Рамирес издал короткий смешок. — Кажется, мы заразились и чуточку спятили, а?

«Верно», — чуть не сказал Гундарев. Мысль наконец прояснилась. Ай да Владыки! Сами не решились сорвать переговоры — страшно. Инициатива должна была исходить от нас, и они нам ее навязывали. Какие теперь переговоры, о чем? Глас народа — глас божий…

— А, где наше не пропадало! — вырвалось у Гундарева. — Гулять, так уж до конца!

Впечатления той ночи спутались в памяти Гундарева. Когда мосты сожжены, а в небе колдовской свет лун, а вокруг безудержное веселье и эта ночь, как молодость, больше не повторится…

Где бы они ни появлялись, их тотчас обступали ридляне. Им снова бросали в лицо все, что о них думают, — плохое, разное, всякое. И к ужасу Рамиреса, ужасу, который вскоре сменился оторопью восторженного удивления, Гундарев отвечал хулителям так, как уже ответил однажды. И толпа притихала. Понемногу слышавшие Посла стали сплачиваться вокруг землян, отгораживая их от новых натисков и поношений.