Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - страница 18
Однако наша модель отличается от периодической таблицы своим замыслом: она не призвана объяснить весь мир и создана только для описания посткоммунистического региона. В частности, мы сконцентрируемся на зоне от Центральной Европы до Восточной Азии – от Венгрии до Китая[66]. В Главе 1 мы подробно остановимся на специфических особенностях этого региона, обращаясь к ряду авторитетных эмпирических исследований о цивилизационных границах, разделении сфер социального действия и явлений, которые из этого следуют. Таким образом, это определит, на каких явлениях мы должны сосредоточиться при описании анатомии посткоммунистических режимов. В Главе 1 мы выстроим общий теоретический каркас, который впоследствии должен быть наполнен упорядоченными элементами для создания целостной картины.
В конце книги мы формулируем нечто среднее между гипотезой и окончательной трактовкой посткоммунистических режимов. Мы убеждены, что ученые спорят не с тем, что представляют собой эти режимы по существу, а с тем, в каких категориях должны быть описаны установленные факты, и большинство дискуссий проистекает из терминологической путаницы, а не из противоречащих друг другу данных. Скептикам мы предлагаем воспринимать нашу книгу как многоуровневый исследовательский план, а предлагаемые нами концепты могут использоваться для более точного сбора данных на посткоммунистическом пространстве, в особенности теми исследователями, которые выберут отказ от скрытых допущений западоцентричной политологии, делающих ее неприменимой для описания посткоммунистического региона. Так, наша цель одновременно скромна и амбициозна. Она скромна, потому что мы предлагаем не конкретное описание, а, скорее, набор непротиворечивых средств для построения такого описания. Но она также и амбициозна, поскольку мы стремимся предоставить инструментарий, который можно использовать для объяснения социальных явлений, представляющих интерес для политологов, экономистов и социологов в посткоммунистическом регионе.
Естественно, несмотря на все наши усилия, наверняка существуют концепты, которые мы определяем неосторожно, или посткоммунистические феномены, которые выпадают из концептуальных пространств, ограниченных нашими идеальными типами. Мы ожидаем, что наша книга будет провокационной и возбудит интерес ученых.
Как это работает: создание концептуального инструментария
Метод построения нашей аналитической структуры для изучения анатомии посткоммунистических режимов можно разделить на три части. Сначала нам нужно выделить принципы, в соответствии с которыми мы решаем, какие концепты следует включить в наш инструментарий, а какие – нет. Помимо обычных принципов, таких как понятность и лаконичность[67], основными критериями отбора, которые мы использовали, были (1) эмпирическая значимость и (2) внутренняя согласованность теории. Что касается первого критерия, то мы хотели включить концепты для каждого социального феномена, имеющего отношение к посткоммунистическим режимам, а не имеющие отношения к данному региону были отбракованы. Например, гибридологи описывают так называемые режимы опеки, где «власть избранных правительств ограничена невыборными религиозными (как в Иране), военными (как в Гватемале и Пакистане) или монархическими (как в Непале 1990-х годов) властями»[68], но такие режимы можно найти только за пределами посткоммунистического региона, поэтому в нашем инструментарии упоминаний о них нет.
Теоретическая согласованность связана с тем, что ни одна из существующих категорий не является «чистым листом»: у них у всех есть история использования, и, соответственно, даже если они не употребляются в своем первоначальном значении, есть набор неявных, базовых коннотаций, которые косвенно определяют их. Хорошим примером является термин «правящий класс». Первоначальный контекст этой категории можно понять, если принять во внимание тот факт, что он описывает правителей как «класс», фундаментальный экономический феномен марксистской, а также веберианской классовой теории[69]. Использование слова «класс» немедленно помещает ученого в контекст этой традиции и подразумевает принятие огромного множества допущений классовой теории, начиная от вышеупомянутой экономической природы и классового сознания и заканчивая классовой борьбой