Постышев - страница 8

Яркая, очень значимая победа в «гражданской войне», как назвал борьбу с оппозицией Постышев.

Вечер в Будинке литераторов имени Блакитного. Молодые поэты из «Новой генерации», «Гарта», «Плуга» читали стихи. Зачем такое обилие организаций?.. Хотелось повидать кого-нибудь из «Ваплите» («Вольной академии пролетарской литературы»). Там есть «академики», у которых только два-три рассказа. Но «ваплитовцы» не снисходят к общению с литературным «плебсом» Они считают себя «избранными», «настоящими» представителями литературы — аристократами Творчества, ниспровергателями канонов и рутины, открывателями нового в литературе.

Гео Шкурупий читал рифмованную контрреволюционную агитку:

К концу вечера появился Микола Хвылевой, «вождь» «Ваплите» — глашатай лозунгов «Прочь от Москвы!», «Равнение на Европу!» Молчаливый, чем-то встревоженный, внешне неказистый человек. После окончания вечера его окружили, пытались вызвать на разговор. Но он быстро ушел, не проронив ни слова.

Как всегда, в этот январский день в коридорах горсобеса толпились посетители. Старики в ватниках, пожилые женщины в разномастном одеянии, инвалиды в выношенных шинельках. Одни стояли группами у дверей, другие подпирали стены или на корточках сидели в углах.

— Заведующий в какой комнате? — спросил, войдя в коридор, новый посетитель в романовском полушубке.

— Начальство там, за углом, отец. Начальство на сквознячке не сидит, — сказал смешливый парнишка в шинели, с самодельным костылем. — Только к начальству не разгоняйтесь сразу. Начинайте с Максима Епифановича.

— А кто он, Максим Епифаныч? — полюбопытствовал вошедший.

— Максим Епифаныч — лицо самое главное, — сказал старик в куцей гимназической шинели и папахе и многозначительно показал на комнату с надписью: «Юргруппа». — Как определят, так и будет. После этого ни ВУЦИК, ни Григорий Иванович Петровский ничего не сделают. А к Максиму Епифанычу нужно уметь приходить…

— Значит, заведующий за углом по коридору? — сказал новый посетитель и пошел дальше.

— Все, кто в первый раз, сразу спронту к заведующему, — сказал парнишка с костылем. — Так они и ждут…

Посетитель в романовском полушубке присел на высвободившийся возле кабинета заведующего стул. В этой дальней части коридора в отличие от той разноголосицы, что заполняла весь коридор у входа, было тихо, здесь говорили друг с другом шепотом, коротко.

Новый посетитель сидел молча, ни с кем не вступая в разговор. Да и расспрашивать было незачем. Многие без расспросов выговаривали свои заботы, делились переживаниями, неудачами.

Через полчаса каждому становилось известно, что маленький с зеленым бугристым лицом медник не может достать документов о последних годах работы: был послан биржей труда в частную мастерскую, хозяин уговорил фиктивно рассчитаться, чтобы не платить за него страховых отчислений, а потом куда-то исчез. Токарь-латыш ходатайствовал о семье товарища, с которым вместе эвакуировались из Риги в Харьков. Часть дел ГЭЗа так и застряла в Риге. Для установления пенсии требовали документы. Старушка, совсем утонувшая в шерстяном платке, не могла добыть документов о сыне, погибшем в отряде ЧОНа.

Все они были уже не раз и в райсобесах и здесь, в горсобесе. Ни в одном отделе не брались решить их вопросы. Теперь они выжидали приема у заведующего. Токарь приходил уже несколько раз, но как только подходила его очередь, заведующий куда-то уезжал. Медник также был на приеме, но тогда не захватил какой-то справки.

— Сегодня приема больше не будет, — выходя из кабинета заведующего, объявила секретарша.

— Может, меня, деточка, примет? — всхлипнула старушка. — Вы же меня знаете. Я уже неделю хожу — и все попасть не могу.

— Товарищи, я же ясно сказала: заведующий сейчас едет на бюро горкома.

— Вы комсомолка? — спросил посетитель в полушубке.

— Это я каждому объяснять не буду.

— Нужно не забывать, что к вам приходят трудящиеся.

— Что за парламент? — открывая дверь, прикрикнул заведующий горсобесом. — Зоя Ивановна, вы объявили посетителям, что принимать не буду?