Посылка от Марта - страница 21

стр.

«КАМ-РТХ. 81735. 31148. 79863. 10154» — стремительные точки-тире полетели в эфир, побеждая пространство, расчищая себе дорогу через хаос чужих звуков и волн.

«От Марта Центру. Выхожу на связь. Мессершмитт усиленно работает над созданием реактивных самолетов. Основные бомбардировщики люфтваффе „хейнкель-111“ и „юнкерс-88“. Соответственно данные… После налета дальних бомбардировщиков на Берлин вводится световая маскировка. Ложные огни сооружаются в 30 километрах северо-восточней… Жду указаний. Март».

* * *

Эвальд фон Регенбах долго стоял, посвистывая, у карты Европы, истыканной флажками свернутых и развернутых фронтов. Флажки подбирались к правому краю карты. Он достал сводку, переколол несколько булавок. Одна воткнулась в черный кружочек, наименованный Смоленском. Ниточкой Эви смерил расстояние до Москвы. Засвистел погромче. На этот раз марш из «Гибели богов». Позвонил Коссовски.

У Коссовски лихорадочно горели глаза, на лбу выступила испарина. Когда капитан вытирал лоб тыльной стороной ладони, голубой шрам на виске напрягался, как стрела в арбалете.

— Вы больны, Зигфрид, и перегружаете себя работой. Так нельзя. Посидите дома, — сказал Регенбах.

— В такое время? Мы на пороге величайших событий.

— У вас жар, Зигфрид. Вы на пороге госпиталя. Поверьте, фельдмаршал фон Бок возьмет Москву и без вас.

— Я прошу оставить меня на службе. Коссовски вызывающе стоял по стойке «смирно». Регенбах подошел к нему, подвел к креслу, усадил:

— Как хотите. Тогда у меня есть для вас небольшой подарок. Маленькая, очень маленькая подпольная радиостанция. В Аугсбурге. Аугсбург ведь по вашей части? Коньяк у Мессершмитта пьете? Отрабатывайте!

Регенбах достал из сейфа бутылку, налил две рюмки, пододвинул одну Коссовски. Тот выпил залпом. Регенбах лишь пригубил.

— Я только что от Геринга. Он собирал нас по поводу «Красного оркестра».[2] Гитлер в ярости. Требует самых экстренных мер. От функабвера[3] докладывал генерал Тиле. В августе они засекли еще полтора десятка передатчиков. В том числе в Аугсбурге. Но основные центры передач — Берлин и Брюссель. Поэтому на периферию мониторов не дадут. Искать придется вслепую. СД отдал распоряжение искать по своим каналам. Но вам придется подключиться. Во всяком случае, рапорт с нашими соображениями надо представить немедленно. Есть вопросы?

— Выявлен характер сообщений?

— Ни черта они не выявили. Всю техническую документацию получите у капитана Флике из функабвера. Еще что?

— Больше вопросов не имею.

— А у меня есть один. Этот Зейц, эсэсовец, вы ведь, кажется, с ним работали?

— Да, в Испании.

— Вот-вот. Так что он там делал?

— Это было не очень опрятное задание, Эвальд. Не хочется вспоминать. Поверьте, я его касался только боком.

— Не чистоплюйствуйте.

— Зейцу было поручено организовать контрабандный вывоз валюты.

— Да, хорошенькое дельце. И он преуспел?

— Сначала у него не ладилось. Чуть было не влип в историю. Но выпутался. Ему удалось отправить в Германию довольно крупную сумму.

— Через вас?

— Через меня.

— Вам не кажется подозрительным, что этот Вайдеман снова работает с Зейцем?

— Вайдеман — безусловно порядочный парень.

— Редкая характеристика в ваших устах. Ну, все.

Коссовски направился к двери, но, сделав два шага, обернулся и медленно, как будто преодолевая боль, спросил:

— Я слышал, вас вызывал Удет. Это секрет?

— Не от вас, Зигфрид. Он попрощался. Уезжает на днях отдыхать в Бухлерхохе.[4] Хочет починить почки. Но, я думаю, сюда он уже не вернется. Мильх его съел и обглодал. Свалил на него всю английскую неудачу.

— А рейхсмаршал? — спросил Коссовски.

— Больше всего Удет обижен на Геринга. Считает, что «железный Герман» должен был за него заступиться. А вместо этого санаторий. Почетная негласная отставка. Закуривайте. — Регенбах подвинул ящик с сигарами.

— Спасибо, воздержусь.

— Геринг сам ищет, на кого бы свалить всю вину за неудачи.

— Он-то застраховался, все ищет компромиссов, — согласился Коссовски.

— Говорят, что рейхсмаршал предупреждал фюрера о том, что люфтваффе не в силах выиграть две кампании сразу, — продолжал Регенбах, — фюрер обещал через шесть недель вернуть весь воздушный флот на Ла-Манш.