Потерянная Россия - страница 15
В апреле 1970 года Александр Федорович выступил в Лондоне на радиостанции, вещавшей на Советский Союз. «Россия придет к свободе», — в который раз убежденно повторил он свое пророчество. И еще об одном сказал он в том выступлении — последнем в его жизни: у России «было немало замечательных имен, заслуживающих всяческого уважения». Произнося эти слова, Александр Федорович тайно надеялся, что в ряду «замечательных» будут называть и его имя.
Воодушевленный своей речью, «удачной», как ему сказали друзья, он вернулся в Нью — Йорк. Здесь поджидала его беда. На пути к дому после обязательного каждодневного моциона полуслепой и немощный в свои восемьдесят девять лет Александр Федорович оступился на лестнице и упал. Вызванный на дом хирург определил перелом тазовых костей и вывих плеча. Последовали семь недель мучительной борьбы за жизнь, и 11 июня 1970 года в 5 часов 45 минут утра Александра Федоровича Керенского не стало.
Итог его жизни подвела в некрологе парижская «Русская мысль» (1970. 18 июня), много лет относившаяся к нему недружественно. На сей раз газета очень старалась быть объективной: «Вся биография этого удивительного человека вмещается в несколько месяцев 1917 года. Все остальное — и то, что он родился в 1881 году в том же самом Симбирске и в той же учительской среде, где на несколько лет раньше (на одиннадцать лет раньше. — Т. П.) увидел свет его будущий соперник и победитель Ленин, и то, что в 1912 году молодым адвокатом он стал депутатом Государственной думы и вошел в численно незначительную фракцию трудовиков, и то, что впоследствии, после поражения тенью прошлого 50 лет жил в изгнании (в Париже, Лондоне и, наконец, в Нью — Йорке), — как будто относится к другому лицу… Он вызывал (правда, недолгое) восхищение одних и столь же безмерную, но уже провожающую его даже до могилы ненависть других. Ни того, ни другого, по совести говоря, он не заслужил».
Т. Прокопов
Февраль и Октябрь. Из воспоминаний
Государственная измена Ленина
Государственная измена Ленина, совершенная им в самый разгар войны, исторически бесспорный и несомненный факт.
Конечно, Ленин не был вульгарным, в обычном смысле слова, агентом Германии. «Буржуазное» отечество он не считал своим отечеством и никаких по отношению к нему обязательств в себе не чувствовал. Измышленная же им теория пораженчества вообще и поражение царской монархии «в первую очередь» психологически вполне подготовила его к осуществлению его теорий путями, которые на обычном языке «буржуазной» государственности именуются предательством и изменой.
Нужно сказать, что самая чудовищность преступления Ленина сделала его настолько невероятным в сознании обыкновенного честного человека, что до сих пор еще огромное большинство людей не может поверить в факт. А между тем он подтвержден сейчас уже и совершенно определенными признаниями в воспоминаниях Гинденбурга[4], Людендорфа[5] и генерала Гофмана[6], ближайшего руководителя всех немецких операций на русском фронте, и разоблачением Эдуарда Бернштейна[7].
Я не буду здесь приводить всех соответствующих выдержек из опубликованных работ упомянутых только что трех немецких генералов. Достаточно следующих немногих слов генерала Людендорфа: «Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала».
Мне лично не нужно было ждать поздних, после войны, германских полупризнаний. Измену Российскому государству Ленина и его сотрудников ближайших мы, Временное правительство, установили летом 1917 года самостоятельно. Дело было так.
Еще до революции Германия — как, впрочем, и все прочие воюющие государства, за исключением России, которая вообще в методах морального разложения тыла противника далеко отставала от прочих воюющих держав, в особенности от Англии и Германии, — Германия вербовала среди русских военнопленных себе шпионов.
Затем германский штаб доставлял их к границам России, где они появлялись в качестве счастливо бежавших из плена «героев».
В первое время Февральского переворота посылки таких сотрудников из Германии в Россию очень усилились. Ведь первые недели после революции охрана границ Финляндии была совершенно разрушена, так же как и почти весь аппарат русской контрразведки. Один из таких шпионов — добровольцев, между прочим, явился прямо ко мне. Он объяснил, что принял предложение быть шпионом исключительно для того, чтобы узнать те пути, которыми предатели, приехавшие в Россию, должны сноситься с их германским начальством. Он изложил мне технику связи с Германией. Однако сообщение этого эмигранта не было особенно ценным и, по проверке, никаких настоящих путей к раскрытию серьезного шпионского аппарата в России не дало.