Потерянные души - страница 30

стр.

- Валерочка, сыночек... - произнесла она дрожащим, надтреснутым голосом. - Здравствуй, родной...

Саше вдруг стало неловко, он подошел к окну и направил свой невидящий взгляд на больничный двор. За его спиной слышался горячечный шепот тети Нюры - она истово молилась.

Одна молитва сменяла другую. Белов ждал, боясь пошевелиться. Наконец, голос нянечки у кровати Фила затих. Саша оглянулся. Тетя Нюра стояла на коленях, лицо ее было мокро от слез, она поглаживала безжизненную руку Фила и все шептала и шептала - без-звучно и горестно.

Белов опустил голову и вышел в коридор. Там, на жестком больничном стуле, ему пришлось просидеть еще больше часа. Тетя Нюра вышла из палаты только тогда, когда туда по какой-то своей надобности зашли врачи.

На старушку было больно смотреть - красные от слез глаза, трясущиеся губы, пряди седых волос, выбившиеся из-под съехавшего на бок платка.

Пойдемте, тетя Нюра, - шагнул к ней Саша. - А Валера вылечится, обязательно вылечится!

Дай Бог... - прошептала нянечка. - Дай ему Бог!..

XIX

К лету о необычном увлечении кинематографом Саши Белого знало уже пол-Москвы. Многие считали это обычной прихотью богатого человека, некоторые находили это хобби забавным и даже вполне симпатичным, но находились и такие храбрецы, которые осмеливались в открытую злорадствовать по этому поводу.

"Белый сдулся! Серьезные дела больше не для него, - смеялись они. - Ему теперь только мультики снимать!"

Однажды с чем-то подобным - правда, в куда более мягкой форме - пришлось столкнуться Пчеле.

В банк за кредитом обратился новый клиент - некто Панасюк, протеже Вахи. Этот огромный как гора, красномордый мужик поднялся на строительстве небольших гостиниц и пансионатов в районе Сочи. Сколотив кое-какой капиталец, господин Панасюк замахнулся на настоящее дело - собрался отгрохать пятизвездочный отель европейского класса в Геленджике. Понятно, что своих средств на этот проект у него не хватало, за деньгами он приехал в чужую, но богатую Москву. Его шапочный знакомый Ваха порекомендовал банк "Бриг" - так Панасюк оказался в кабинете Пчелы.

Просмотрев бумаги потенциального клиента, проект отеля, смету строительства, поднаторевший в таких делах Пчела сразу понял - Панасюк непременно прогорит.

Это, впрочем, совсем не означало, что денег ему давать не следовало. Следовало, и еще как! Только сначала надо было заручиться солидным залогом, благо недвижимости на жарком юге у красномордого Панасюка хватало. Дело оставалось за малым - грамотно развести клиента и внести в договор в качестве залога как можно больше его собственности.

В таких делах Пчела был докой. После непродолжительной беседы, в ходе которой Панасюк выслушал шквал комплиментов его блестящему проекту, был установлен залог - семь небольших, в два-три этажа, пансионатов, располагавшихся буквально в десяти шагах от моря. Их реальная стоимость перекрывала сумму кредита процентов на семьдесят, и через два года, когда истекал срок кредита, все эти славные домики переходили в полную собственность банка.

"Эти четыре - нам с пацанами, на дачи, - тут же мысленно прикинул будущий расклад Пчела, рассматривая снимки пансионатов. - А эти три продадим. Если удачно толкнуть, можно вдвое навариться. И бабки отобьем, и по дачке на халяву отхватим..."

Когда речь шла о столь выгодных делах, Пчела неизменно следовал народной мудрости - ковать железо пока горячо. Он предложил подписать договор немедленно, и вполне довольный такой оперативностью Панасюк согласился. Пока банковские клерки готовили необходимые бумаги, Пчела и Панасюк коротали время за коньяком и светской беседой, а проще говоря - московскими сплетнями.

Сочинец чувствовал себя в столице совершенным провинциалом, поддерживать разговор с как всегда прекрасно информированным Пчелой ему было непросто. Большинство имен, которыми так и сыпал его собеседник, он не знал. Но и сидеть молчаливым истуканом Панасюку не хотелось. Он поднапрягся и выдал услышанную недавно где-то краем уха новость о человеке, имя которого было известно и в далеком Сочи:

- А про Сашу Белого слышали? - с важным видом перебил он банкира.