Потерянные души - страница 20

Я продолжал пить и следить за временем. Думается, с намерением включить телевизор, когда игра начнется.

Время ползло к восьми.

Поразительно, но перед матчем они пустили предварительное шоу. По экрану заструились косые полосы, будто пошел дождь. Я встал, попытался наладить настройку и кончил тем, что остался стоять и держать усы антенны. Стоило мне шевельнуться, и картинка пропадала.

Кадры аэросъемки нашего города — совсем игрушечного, двухмерного с небесной высоты. Сыпался легкий снежок. Голос за кадром сообщил некоторые статистические данные: кто мы такие и как зарабатываем себе на жизнь в нескольких сотнях миль от Чикаго.

Несколько местных торговцев, подметавшие тротуар перед своими магазинчиками в старой части города, поднимали головы и махали каким-то невидимым прохожим. Эпизод был явно отрепетирован. И не было кадра торгового центра в пятнадцати милях южнее, ничего, что указывало бы на то, как мы изменились.

Имелся эпизод в общине амишей с козлобородыми обитателями в черном, которые чинили изгородь на лугу. В холодном утреннем воздухе курилось их дыхание. Две вороны каркали, как бригадиры, дающие указания.

В амишевском сарае камера высмотрела отца и сына, при свете керосиновой лампы изготовляющих бюро с полукруглой крышкой. Отец и сын работали, как будто не замечая наезжающей на них камеры, а голос за кадром говорил о старинных ремеслах, которые были привезены из Европы и передавались от отца к сыну. Затем камера показала корову, улегшуюся на стружки. Тут ничто не расходовалось зря. Большие коровьи челюсти щетинились обрывками съеденного сена, губы были в розовых крапинах.

В сарай вошла девочка в фартучке цвета овсянки и собрала куриные яйца, затем повернулась и направилась со своей корзинкой к дому унылой окраски. Камера последовала за ней и сделала переброску на вид с высоты.

В конце концов камера отыскала местную школу, проследовала по лабиринту коридоров мимо классов и буфета, мимо директорского кабинета и кабинета с призами, двигаясь в направлении шума, который все нарастал, пока наконец не распахнулись двери гимнастического зала. Телевизор загремел гулким резонансом топочущих ног всех учеников на трибуне вдоль стены. Марширующий школьный оркестр играл среди шума, и под его звуки болельщицы построили пирамиду. Мэр соревновался с директором и учителями в гонках на трициклах — нелепо крупные фигуры, крутящие педали, катя церемонно через зал.

Футбольная команда в куртках с фамилиями стояла на импровизированной эстраде и била в ладоши. Мэр победил в гонках и раскланялся, затем пошел к эстраде под нарастающий энтузиазм зрителей и, ничего не говоря, только кивая, как опытнейший конферансье, представил команду. Шум перешел в крещендо. Камера сфокусировалась на Кайле Джонсоне. Он выглядел сильным, полным решимости — средоточие общего внимания.

Затем камера переключилась на рекламу автостоянки подержанных машин при магазине нашего мэра. Я опустил усы антенны и налил себе еще водки. В конце концов я предпочел слушать репортаж о матче по радио, чтобы не мучиться с телевизором. Почти три часа я ждал, что Кайл сломается, нервно расхаживая на протяжении четырех периодов, которые могли обернуться и так и эдак, пока команда противника не пошла в атаку в середине четвертого периода. Я был убежден, что демон вины точит Кайла изнутри. Я ждал, что Кайл сорвется. Но Кайл настроился по-иному, и, когда мы снова завладели мячом, он ринулся в прорыв, отпасовав нашему защитнику, великану амишу Ною Йодеру, который провел серию касаний.

Кайл был наделен этим даром — пробуждать в других самое лучшее. Он спас нас на грани провала одним из тех заключительных прорывов, которые могут только пригрезиться, и совершил то, что вот уже тридцать шесть лет не удавалось ни одному из наших ребят, — вывел нас в полуфинал чемпионата штата. Он осуществил позднее касание, затем мы снова перехватили мяч, и на последних секундах Кайл забил гол с тридцати двух ярдов. Матч кончился.

Я подпрыгивал, кричал, голова у меня разламывалась. Маленький динамик не вмещал рева толпы, но добавлял к нему потрескивание эфира.