Потерянный герцог Уиндхэм - страница 4

Грейс тихо стояла, наблюдая за обменом, ожидая, что он попросит еще. Но к ее удивлению, вдова заговорила первой.

— У меня есть еще сумочка в карете, — медленно сказала она со странным, совершенно нетипичным уважением. – Пожалуйста, позвольте мне достать ее.

— Как бы я не хотел потворствовать Вам, — вежливо сказал он, — я должен отказаться. Кто знает, может, у Вас имеются два пистолета, спрятанные под сиденьем.

Грейс сглотнула, думая о драгоценностях.

— И, — добавил он, его поведение становилось почти кокетливым, — я могу сказать, что Вы — наиболее невыносимый тип женщины. — Он вздохнул с драматическим талантом. — Умная. О, признайте это. — Он одарил вдову гибельной улыбкой. — Вы — опытный наездник, первоклассная попытка, Вы можете придумывать истории достойные Шекспира.

От его слов вдова побледнела еще больше, если это еще возможно.

— Ах, чтобы прожить следующие двадцать лет, — сказал он со вздохом, — я не могу позволить Вам убежать.

— Пожалуйста, — попросила вдова. — Существует нечто, что я должна отдать Вам.

— Вот это — долгожданная смена аллюра, — заметил он. — Люди так редко желают расстаться со своими вещами, так этого не любят.

Грейс подошла к вдове.

— Пожалуйста, позвольте мне помочь Вам, — настаивала она.

Вдове была нехорошо. Ей не могло быть хорошо. Она никогда не была скромна, и не просила, и…

— Возьмите ее! — внезапно выкрикнула вдова, хватая руку Грейс и толкая ее к разбойнику. — Вы можете держать ее в заложниках с пистолетом у головы, если желаете. Обещаю Вам, я вернусь без оружия.

Грейс покачнулась и оступилась, шок сделал ее почти нечувствительной. Она упала напротив разбойника, и одна из его рук немедленно обвилась вокруг нее. Объятие было странным, почти покровительственным, и она знала, что он был столь же ошеломлен, как она.

Они оба наблюдали, как вдова, не ожидая его разрешения, быстро поднялась в карету.

Грейс боялась дышать. Ее спина была прижата к нему, а его большая рука лежала на ее животе, кончики его пальцев мягко обвивались вокруг ее правого бедра. Он был теплым, и она почувствовала жар, и, святые небеса, она никогда, никогда, не стояла так близко к мужчине.

Она могла чувствовать его запах, чувствовать его дыхание, теплое и мягкое возле ее шеи. А затем он сделал самую удивительную вещь. Его губы приблизились к ее уху, и он прошептал:

— Она не должна была делать этого.

Он казался … нежным. Почти сочувствующим. И строгим, как если бы он не одобрял обращение вдовы с ней.

— Я не привык так держать женщину, — рокотал он в ее ухо. — Я вообще предпочитаю другой вид близости, а как Вы?

Она ничего не сказала, она боялась говорить, боялась, что если она попытается заговорить, то обнаружит, что у нее пропал голос.

— Я не нанесу Вам вреда, — рокотал он, его губы касались ее уха.

Ее глаза упали на пистолет, все еще находящийся в его правой руке. Он выглядел грозным и опасным и находился возле ее бедра.

— Все мы прячемся в своем панцире, — прошептал он, затем слегка шевельнулся, и внезапно его свободная рука легла на ее подбородок. Один палец слегка поглаживал ее губы, а затем он наклонился и поцеловал ее.

Грейс в шоке смотрела, как он отступил, мягко ей улыбаясь.

— Это было слишком коротко, — сказал он. — Жаль. — Он отстранился, взял ее руку, и коснулся поцелуем ее тыльной стороны. – Возможно, в другой раз, — пророкотал он.

Но он не отпустил ее руку. Даже когда вдова появилась из кареты, он все еще держал ее пальцы в своих, его большой палец слегка поглаживал ее кожу.

Он пленил ее. Она едва могла думать, она едва могла дышать, но она знала, что это случилось. За те несколько минут, что сошлись их пути, он ничего не сделал, только поцеловал ее, а она изменилась навсегда.

Перед ними появилась вдова, и если она и обеспокоилась, что разбойник ласкал ее компаньонку, она ничего об этом не сказала. Вместо этого она показала маленький предмет.

— Пожалуйста, — попросила она его. — Возьмите это.

Он выпустил руку Грейс, его пальцы неохотно покинули ее кожу. Как только он дотянулся до предмета, Грейс поняла, что вдова держала живописную миниатюру. Это был портрет ее второго давно умершего сына.