Потерять, чтобы найти - страница 20

стр.

— Извинения приняты, — скрывая улыбку, ответил Гейб. — Полагаю, что и вы приняли мои, не так ли?

— Розу? — неуверенно спросила она. Гейб кивнул. — Она прекрасна. Спасибо.

— Значит, перемирие?

Кэсс протянула бокал с вином и отступила назад, чтобы дать Гейбу возможность открыть дверцу.

— Перемирие.

— Тогда вперед. Я умираю с голоду.

Кэсс пробыла на улице всего несколько минут, но сразу почувствовала облегчение, когда они вошли в прохладный дом. Можно было представить, каково было Гейбу сидеть в душной машине.

— Располагайтесь. А я пойду на кухню.

— Спасибо. Не возражаете, если я сначала немного осмотрюсь?

Гейб постарался, чтобы его вопрос прозвучал непринужденно. На самом же деле ему было интересно узнать хоть что-то о женщине, пригласившей его пообедать. Но он заметил, как Кэсс напряглась и сжала кулаки, и понял, что она разгадала его маневр.

— Пожалуйста. Но вы вряд ли обнаружите кого-нибудь в шкафу. И журналов с вырезанными буквами тоже не найдете.

Гейб незаметно вздохнул. Куда подевались его знаменитые качества сыщика? Если принять во внимание, что он не дал себе особого труда скрывать от Кэсс свои подозрения, все же странно: любое его замечание выводит ее из себя. Она ведет себя так, будто он враг. Впрочем, так повел бы себя любой невинный человек в данных обстоятельствах.

Он быстро прошел в спальню, чтобы избежать дальнейших неприятных разговоров.

Комната удивила Гейба. У дальней стены стояла большая кровать из желтой меди, застеленная покрывалом ручной работы. Возле кровати стоял такой же столик со стеклянной столешницей, на котором были лампа и телефон. Комод вишневого дерева, два книжных шкафа и качалка дополняли обстановку.

Внимание Гейба привлекли висевшие на стенах картины. Особенно одна акварель, на расстоянии казавшаяся страницей из географического атласа. В углу картины были нарисованы разноцветные условные обозначения, а над ними — компас. Центральную часть картины занимало изображение какого-то неизвестного острова. Цвета земли и моря смешивались, размывая в некоторых местах границы друг друга. У края одного берега небольшой морской дракончик обвивался вокруг скалы. Но стоило изменить угол зрения и оказывалось, что это просто причудливые скалы. Названия, написанные на непонятном языке нельзя было прочесть. Только в правом нижнем углу было единственное английское слово — подпись автора — «Эпплтон».

Гейб оторвался от картины с большой неохотой. Он здесь не для того, чтобы восхищаться искусством Кэсс. Картины интересны лишь тем, что дают представление о том, что она за женщина.

Он стал изучать содержимое книжных полок, уставленных различными предметами из керамики и стекла. В основном это были домики различной величины: уютные дачки, двух- или трехэтажные замки с крошечными башенками и расположенными под разными углами мансардными окнами, и в каждом домике сидела кошечка — на подоконнике, на крыше, на крылечке. Гейб понял, что это тоже работы Кэсс.

Как ни старался Гейб держаться отстраненно, он не мог не восхититься талантом Кэсс. Но его смутил ее взгляд на жизнь: карты воображаемых островов, пустынные пейзажи, дома, в которых никто не живет, — все это свидетельствовало о женщине, замкнувшейся в себе, избегающей контактов с другими людьми, сознательно выбравшей путь одиночества.

Такая женщина, не задумываясь, может использовать людей в своих целях, поскольку в ее жизни они ничего не значат. Такая женщина скажет или сделает все, чтобы получить желаемое, оставив другим пожинать горькие плоды ее эгоизма. Такая женщина…

Кэсс не «такая женщина», прервал себя Гейб. Во всяком случае нельзя сделать такой вывод лишь на основании того, что он узнал. Следует придерживаться фактов.

На данный момент он знает только одно: Кэсс Эпплтон сама зарабатывает себе на жизнь и попала в ситуацию, которую не может контролировать. Заставив себя преодолеть врожденную застенчивость, она предприняла попытку самой спасти своего кота, хотя ей неимоверно трудно обращаться за помощью. У него нет основания обвинять ее, хотя и полностью ей доверять причин у него тоже нет.