Потомки - страница 11

Мне предстоит решить сложную головоломку с наследством. Я отпрыск одного из тех гавайских родов, что сколотили состояние благодаря удаче или покойникам. Моя прабабка была принцессой. В свое время некая маленькая монархическая династия определила, какие земли являются ее собственностью; их-то прабабушка и получила. Мой прадед, бизнесмен, хоуле[8], был тоже не промах. Он прекрасно умел спекулировать землей и был хорошим банкиром. Его потомки, подобно потомкам гавайских миссионеров, владельцев сахарных плантаций и так далее, до сих пор получают прибыль от старых дедушкиных сделок. Мы просто сидим и смотрим, как из прошлого нам летят миллионы. Мой дедушка, мой отец и я почти не трогали деньги, которые нам достались. Мне совсем не нравится, что размер нашего состояния стал достоянием общественности. Я адвокат и живу только на то, что получаю за свою работу. Отец всегда говорил мне, что именно так и следует жить и что в старости мне будет что завещать своим наследникам. Честно говоря, я не люблю, когда наследство просто сваливается тебе на голову. Я считаю, что каждый человек должен начинать с нуля.

Я вспоминаю Джой и ее многозначительную улыбку. Вероятно, мне следует заглянуть в сегодняшнюю газету, но Джой, как я подозреваю, прочла о размерах наследства и гадает, какое мы примем решение на этой неделе, вернее, какое я приму решение, поскольку мой голос решающий. У меня одна восьмая часть фонда, у всех остальных одна двадцать четвертая. Не сомневаюсь, что они злятся.

— Хорошо, — говорю я Эстер. — Кошмары можешь оставить себе, но остальное выкладывай сейчас.

Пока мы готовим еду, я могу еще немного послушать наставления Эстер, после чего займусь бумагами семейства Кинг. Выберу наконец покупателя — и точка!

— Ей нравятся дамские сумочки и джинсы «Seventeen» с заниженной талией.

Эстер берет большую тарелку и выкладывает на нее горячую лепешку, рис, бобы и курятину. Я тоже беру тарелку и выкладываю на нее овощи и сэндвич с индейкой. Потом рядом со своей тарелкой расставляю миски с тремя соусами: «Ранчо», сальса из манго и миндальное масло, на которое Эстер бросает обиженный взгляд.

— И… что еще? — спрашиваю я.

— Еще… даже не знаю. Вам так много нужно запомнить. Она любит еще ужас сколько всего, но вам ведь нужно знать и то, чего она не любит. Все рассказывать — не один месяц уйдет. Даже ваша жена, когда вернется, она и то всего не знает.

В холле раздаются шаги Скотти, и Эстер понижает голос:

— Она любит, когда я ей читаю «Сказки матушки Гусыни».

— Свою детскую книжку?

— Да. Она ее обожает. Иногда я читаю один и тот же стишок по нескольку раз. Она так радуется. И хохочет.

Я думаю о том, что таким способом Скотти, возможно, пытается вернуться во времена своего младенчества, когда была невинным и счастливым ребенком.

— Ей пора читать книги для детей ее возраста, — шепчу я.

— Она читает то, что ей нравится, — шепотом отвечает Эстер.

— Нет. По-моему, ей пора читать книги, где есть мораль, есть нормальные молодые женщины, а не одинокая мать бесчисленного потомства, которая ведет беспорядочный образ жизни и живет в зашнурованном башмаке.

Появляется Скотти, и мы замолкаем. Эстер ставит перед ней тарелку со своей едой, я — со своей. Скотти усаживается на высокий табурет и смотрит сначала на нас, затем — на тарелки.

И принимается за энхиладу[9]. Другой рукой она набирает на своем смартфоне текст сообщения одной из своих подружек.

Эстер с улыбкой смотрит на меня:

— Она любит свиной жир.

Именно в тот момент, когда я собираюсь отправиться в свою комнату и погрузиться в работу, Эстер сообщает, что звонила миссис Хиггинс и просила немедленно ей перезвонить. Эстер тщательно вытирает плиту и, ворча себе под нос, ногтем соскребает что-то присохшее. Готов поклясться, что делает она это исключительно из желания вызвать к себе жалость.

— Какая еще миссис Хиггинс?

— Это мать Лани.

— А кто такая Лани? — спрашиваю я.

— Наверное, одна из подружек Скотти. Позвоните ей.

Эстер делает большой глоток воды и шумно вздыхает.

— А ты не могла бы сама ей позвонить? Ты же знаешь, мне нужно работать.