Потребитель - страница 2
Коротко об авторе. Родился в 1954 году в семье американской телезвезды и бизнесмена германских кровей. Подростком оставил родительский дом и несколько лет бродяжничал в компании хиппи. Потом очнулся — и не обнаружил у себя никаких следов памяти о том, что с ним происходило все эти годы. В 1983 году собирает музыкальную группу «Swans» («Лебеди»), и музыка становится его основным занятием — до сего дня. Правда, звучание меняется от радикально-революционного индустриального скрежета 1983–1985 годов («Мразь», «Алчность / Святые деньги», «Надзиратель», «Саундтреки для слепых») до торжественных, завораживающих и мрачных шаманских гимнов того периода творчества группы, который условно обозначается как «кроличья эпоха» — из-за рисунков с пасхальным кроликом в шортиках и с пионерским галстуком в оформлении альбомов 1989–1994 годов («Дети Бога», «Пылающий мир», «Белый свет из уст бесконечности», «Любовь к жизни», «Великий Аннулятор»). И, наконец, до «трансиндустриального кантри» или «западных par» образовавшегося после распада (или развода?) «Swans» проекта «Angels of Light» («Ангелы света»), где единственным постоянным участником является сам Майкл Джира.
Эта книга включает два сборника рассказов, время создания того и другого соответствует двум периодам в музыке «Swans».
(«Бог любит Америку» / «Любовь к жизни»)
Так откуда вся эта жестокость? Откуда пустота, равно пугающая и завораживающая? Откуда бездонная, голая ненависть, переполненная самоуничтожением настолько, что кажется бессмертной, неуничтожимой, вечно возрождающейся в «объекте»? И откуда незримое, непостижимое предчувствие божественного, священного, над-человеческого в мире принципиальной деградации, ничтожества, растления?
Андрей Безуглов
Потребитель
Посвящается Дж.
Сопереживание
Когда мою сестру выпустили из психиатрической клиники, она приехала ко мне — жить в покосившемся и облупленном доме с одной кроватью: я купил его на ту небольшую сумму, которую мне после смерти оставили наши родители. Сестра приехала однажды средь бела дня в такси, без предупреждения. Должно быть, инстинктивно чувствовала, что я приму ее. Не знаю, как и почему они ее выпустили. Может, больница была переполнена, и ее заставили нацарапать свое имя на формуляре, после чего просто вытолкнули ее за дверь. А может, сама улизнула, когда никто не следил (а кто хватится в таком месте?), — она никогда не рассказывала мне, а я никогда ее не спрашивал. Она снова со мной, и я был так рад, что боялся разрушить эту сказку вторжением реальности. Все время — с тех пор как ее, захлебывающуюся плачем и смехом, с вытянутыми ко мне руками, все еще покрытыми сверкающими алыми перчатками крови наших родителей, уволокли, — я чувствовал себя, как после ампутации: будто ее, безумную, брыкающуюся и визжащую, вытянули прямо из моих внутренностей.
Дом мой стоял у автострады, прямо под воздушным коридором международного аэропорта Лос-Анджелеса, среди скопления выложенных в строгом порядке правильных прямоугольников, напоминающих закопченную решетку. Верхняя, жилая часть прямоугольника громоздилась на крыше открытого гаража. Когда безжалостный хор взмывающего и падающего воя обрушивался на дом сверху, гараж начинал резонировать утробным лязгом, будто кастрюля, сотрясая хлипкие гипсовые стены и раздувая аккордеон низкочастотных звуковых волн, накатывающих сквозь тонкий деревянный пол.