Потребитель - страница 61

крупными кристаллами, будто сахар. Я думаю, как чудесно было бы вползти ему в ноздрю и свернуться там, питаться этим сахаром, греться теплом его дыхания. «Извините, мистер Мамерз. Больше не повторится. Простите меня!» Но не успеваю я закончить извиняться, он говорит: «С тобой все в порядке?» И выходит в торговый зал, не дожидаясь ответа. Мне нравится, как он посмотрел на меня: я — плохая собака. Я поднимаюсь на ноги и спешу в ванную, как разжиревший пудель. Спускаю штаны и стою секунду-другую, прислушиваясь, как он орет на покупателя. Покупатель скулит, что запчасть, которую он купил для своей машины, не работает. Мистер Мамерз отказывается в это верить. Велит покупателю убираться вон из магазина — немедленно. Я слышу, как закрывается дверь. Никто не в силах противостоять его авторитету. Я тереблю себя, думая о сахаре в его ноздрях. У меня — крохотный пенис. Сдрачивая, я могу удержать его между двух пальцев. Я притворяюсь, что дою корову-малышку. Чтобы проявить к мистеру Мамерзу уважение, дроча, я бью себя в лицо. Из носа течет кровь, но я не останавливаюсь. К унитазу прилип небольшой кусок говна. Я опускаюсь на колени, не переставая дрочить, и слизываю его. Теперь уже мистер Мамерз барабанит сюда: «Давай! Быстрее! Что ты там делаешь! Быстро на работу!» Я слышу, как он уходит. Лучше бы выломал дверь. Я хочу, чтобы он знал: ради него я на все готов. Я почти кончаю. А когда не кончаю, я рад. Это было бы святотатство. Если он обнаружит меня здесь с говном на губах, ему станет противно. Может, он меня даже побьет. Он меня уволит. Или вызовет легавых. Легавые мне нравятся, только я их боюсь. Если меня упекут в тюрьму, лишь от них будет зависеть все, что я делаю и думаю. Само по себе это хорошо. Но у меня тогда не будет мистера Мамерза.

С работы домой я возвращаюсь пешком. От меня воняет сиропом. Мне хочется сожрать себя, чтобы исчезнуть.

Сквозь одежду проступает моя слизь. На меня смотрят люди. Посмеиваются себе под нос, выставляя свое отвращение напоказ. Они по запаху чуют, когда я прохожу мимо. Мне нравится моя вонь, но они же не виноваты, что ненавидят ее. Я омерзителен.

Темнеет. Я сам не знаю, где иду. Я забыл, что мне нужно домой. Я останавливаюсь на школьном дворе. Стою у ограды, смотрю внутрь, соплю. Я не могу дышать. Ходьба меня утомляет. Мне нужно отдохнуть. Поскольку уже почти совсем темно, мне тут безопасно. Никто меня не заметит. На школьном дворе какие-то дети играют в ручной мяч. Ненавижу, как они визжат. Мне от них противно. Слишком непослушные. Достало бы мне мужества, подошел бы и поотрезал им головы перочинным ножиком. Но я трус, а кроме того, не смогу их поймать, потому что я слишком медленный и жирный. Надо мной посмеются и наплюют на меня. Я это заслужу, но все равно мне хочется их поубивать. Когда я был моложе, они прижимали меня к земле и сморкались мне в рот. Меня тошнило, а они заставляли меня есть мою блевоту и только потом отпускали. Я приходил домой и блевал в ванной сам, без распоряжений, чтобы доказать самому себе, что я способен вынести наказание и больше не доставлять никому никаких хлопот. Но их я все равно ненавидел — ведь они наказывали меня не задумавшись, только чтобы самим было приятно. А так быть не должно. Тут должно быть чувство долга. Если наслаждаешься своим чувством долга, то все в порядке, — тут тебе самое место. Мистер Мамерз — хороший, поскольку ставит меня на место. Да и свое знает.

В углу школьного двора спит алкаш. Дети его, похоже, не замечают. Просто груда тряпья и мяса. Его рот открыт — дыра в этой груде. Рот словно просит, чтобы его набили, — сам по себе, алкаш об этом ничего не знает. Вот один из мальчишек замечает алкаша. Я так и знал, что это рано или поздно случится. Именно за этим я тут и остался. Мальчишка подзывает остальных. Они толпятся вокруг алкаша. Сначала им боязно. Подбираются поближе, потом вдруг отскакивают, хихикая, и снова придвигаются. Теперь им уже не страшно. Некоторые плюют на алкаша. Он не шевелится. Первый малыш набирается храбрости. Он изо всех сил швыряет мяч алкашу в голову. Раздается резкий хруст. Мяч отскакивает высоко в воздух. Алкаш не реагирует. Ему снятся тошнотворные сны. Вот первый малыш извлекает из ширинки пенис и ссыт на голову алкаша. Все смеются. Голова дымится от горячих ссак. Малыш достает из кармана баночку жидкости для зажигалок и брызгает из нее на алкаша. Все чиркают спичками. Он становится грудой мяса, покрытой голубыми язычками пламени. Он ничего не замечает. Пламя пока не добралось до его кожи через тряпье. Детишки начинают паниковать. Они истерически орут. Боятся, что их поймают, что накажут родители. Первый малыш пытается по- ссать на алкаша, чтобы загасить огонь, но ссать он больше не может, поэтому убегает. Когда он скрывается из виду, я захожу на школьный двор и ссу на алкаша. Меня никто не видит. Уже темно, и уличные фонари по большей части разбиты. Я опускаюсь на колени и смотрю на него. Грязный пес, хуже меня. Воняет. Мне нравится его вонь, ибо она сладка, как и моя. Он бормочет какую-то невнятицу. Его слова — из тошнотворного сна. Я разбираю только «Пожалуйста» и «Спасибо».