Потребитель - страница 7

Они протиснулись в ворота, попутно соскребая часть черной грязи. Вопя, как дикари, выпрыгнули на солнце и покатились по белым песчаным берегам, поднимавшимся по обеим сторонам потока гнили, который регулярно выплевывала труба, покрывая черной липкой коркой песок и камни на своем пути к морю.

Накатывающие волны тихо сворачивались в густой черной воде пустынной бухты, оставляя на берегу гнилую массу, что текла в нее вместе со слякотью. Рассыпающиеся кучки гранулированного пенопласта, спутанные пучки конских волос, связка огромных ветеринарных шприцев — одни разбиты, другие все еще наполовину заполнены кровью, — пластиковые формочки, в которых льют гарнитуру машин, рваный поляроидный снимок, запечатлевший обрюзгшую голую женщину, бесстыдно развалившуюся на кровати с рюшами и как бы ухмыляющуюся мужу за фотоаппаратом, выброшенные резиновые сандалии, связка дешевых люминофорных детских браслетов и бесчисленное множество других предметов, оказавшихся слишком легкими, чтобы погрузиться в растущую под водой зыбучую пустыню отходов. Этот хлам откладывался вдоль берега, волны придавали ему призрачные формы, отливая с камней и песка, которым осыпались подножья утесов, обрамлявших бухту.

Перепрыгивая с камня на камень, мальчики продвигались вдоль берега. Добрались до большой лужи зацветшей дождевой воды, прыгнули в нее и смыли дерьмо с одежды. Усевшись на камни, они обсыхали на солнце. Старший достал непочатый пузырек ярких цветных таблеток из кармана джинсов и насыпал пригоршню себе и младшему. Потом нашли чистую лужу поменьше и запили набор амфетаминов, синтетических галлюциногенов и барбитуратов прохладной водой из ладоней. Мальчики лежали среди камней, наблюдая дым, затянувший все небо, и слушали непрерывный шорох тягучих волн, ясно различимый за рычанием грузовиков, тянувшихся по дороге над кромкой утесов. Грузовики, проползая по дороге громыхающей армадой раненых доисторических существ, ревом возносящих свою агонию к нависшему небу, сотрясали землю насквозь — от скал до пляжа. Когда солнце скрывалось в завесе дыма и гари, тени, ложившиеся на землю, превращались в призрачные антропоморфные порождения их химического бреда.

Старший свернулся на боку, поджариваясь на солнце выкинутым и высохшим зародышем, оставленным умирать среди этих камней своей заблудшей, мутирующей гигантской матерью, рывшейся на свалке разрушенного города. Его глаза невидяще закатились, а песчаные мухи копались в засохшей слюне в уголках его рта. Пальцы мальчика, скрюченные у груди, сведенные судорогой, корчились, будто печатая лихорадочное описание его безумия.

Младший брел вдоль тонкой жесткой полоски песка между водой и камнями, не чувствуя онемевшей плотью своих ног ссадин и порезов от битого стекла и металлической стружки, погребенных в песке. Прямо за чертой летаргических волн, которыми лоснилась черная вода, к югу дрейфовала колыхающаяся масса изорванной плоти. Впереди на пляже виднелась какая-то темная груда — она дрожала как живая. Подойдя ближе, мальчик увидел огромную уродливую собаку. Та тяжело дышала короткими ритмичными вдохами. Одна задняя нога у нее была оторвана — возможно, грузовиком, — а после этого она, должно быть, скатилась по склону и приползла по камням на пляж. Туча ворон наблюдала за ней из сухих ветвей дерева у подножия скал.

Не поворачивая головы, собака посмотрела на мальчика и улыбнулась; язык ее бессильно свисал на песок, стекая гребнями пены. Песчаные мухи стайками танцевали от ее глаз ко рту и дальше — к громоздящейся пене, к открытой ране, к растущей луже крови. Три краба размером с ладонь уцепились за рану, поедая оголенное мясо.

Мальчик нашел в камнях палку и расшвырял крабов в стороны. Воткнув палку в рану, он поворачивал ее до тех пор, пока собака не исторгла последний крик боли, захлебнувшийся в какофонии вороньего грая, отдавшегося в скалах, как крики детей, играющих на школьном дворе.

1994

Солнечный свет вливался в окно, насыщая воздух едким желтым газом. Я лежал голый, свернувшись на грязном, в пятнах, матрасе, брошенном на пол. Не открывая глаз, дотянулся рукой до одеяла и накрыл им лицо. Под веками, смешиваясь с красным, пульсировали лужи желтой боли. Пар моего дыхания сворачивался под одеялом, покрывая лицо влагой. В запечатанном контейнере моего черепа, в застоявшемся аммиачном растворе мочи кис мозг. Я заставлял себя не вдыхать глубоко — сердце могло пуститься в пляс, а затем и разорваться у меня в груди. Накопившиеся яды ночной пьяни всасывались в сведенные судорогой черные Дыры за моими глазами. Дыхание созрело запекшимся послевкусием блевоты и густым осадком вагинальных выделений неизвестной женщины, которые теперь превратились в густую массу у меня во рту.