Потревоженное проклятие - страница 18
— Боренька! Здравствуй, дорогой! А Денис-то Иванович… Ты уже знаешь?
Борис кивнул.
— Надя улетела к нему в больницу. Входите, входите. — Паганель посторонился, пропуская нас в просторную прихожую.
На свету наша грязная одежда напоминала половые тряпки. Хозяин квартиры на секунду удивленно замер, затем тихо, не без иронии спросил:
— Пробивались с боем?
Борис усмехнулся:
— Примерно так. Знакомтесь: Сергей… м-м Степанович, друг Николеньки.
Паганель приосанился и церемонно поклонился:
— Очень приятно. Логинов. Максим Кузьмич. По профессии — Паганель.
Он повернулся и крикнул куда-то в глубину квартиры:
— Зоя! Голубушка! У нас ЧП!
Борис остановил хозяина квартиры:
— Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор и плохие новости. Николенька погиб!
Паганель замер, медленно повернулся к Борису:
— Да вы что… Не может быть! Как же это! Николенька… Коля! Горе-то какое…
Паганель выглядел растерянным, даже каким-то жалким. Он помолчал, потом спросил:
— Как это произошло?
Я скупо, в двух словах, рассказал.
Хозяин некоторое время постоял молча, наконец глухо проговорил:
— Надо же… Вот так вот, глупо и нелепо…
Мы стояли в просторной прихожей, и каждый вспоминал Николеньку, мне даже на секунду показалось, что сейчас из-за угла коридора выйдет вдруг он сам, и скажет, улыбаясь: «В-вы ч-чего это? Ч-чего т-такие м-мрачные?».
Но вместо Николеньки к нам выбежал совсем другой человек. Послышались легкие шаги и в прихожую впорхнула, иначе и не скажешь, худенькая коротко стриженная светловолосая девушка в джинсах и свитере. Задорно вздернутый носик придавал ее лицу какое-то детское выражение. Серые, чуть раскосые глаза глаза девушки удивленно расширились:
— Борис! Что с вами?
Паганель махнул рукой:
— Моя дочь, Зоя. Зоинька, это Сергей, друг Николеньки. Ты знаешь… Николая больше нет!
Зоя всплеснула руками:
— Как же так! Он же…
Отец прервал ее:
— Такое несчастье! Да еще мальчики попали в пердрягу…
Девушка засуетилась:
— Что же я стою-то! Быстро раздевайтесь, вещи складывайте вот сюда.
Мы с Борисом дружно запротестовали, но Зоя, смешно сдвинув брови, командирским голосом сказала:
— Ни каких возражений не принимается! Быстро раздеватесь — и ванную! Да, брюки тоже снимайте, я дам вам папины экспедиционные штаны.
Борис в отчаянии обратился к хозяину квартиры:
— Ну Максим Кузьмич… Неудобно…
Паганель лукаво улыбаясь, подыграл дочери:
— Неудобно спать… м-м-м…на потолке! Одеяло, знаете ли, падает! Без разговоров! Начальство приказало — извольте выполнять!
Борис страдальчески сморщился:
— Уступаем силе… Но, Максим Кузьмич, у нас к вам ажный разговор!
— Все разговоры — потом! Борис, ваш товарищ еле на ногах держится! Я сразу понял, что вы не просто завернули старика проведать, в одиннадцатом-то часу ночи, да еще в таком виде. Но сперва — перодеваться, в ванную, и за стол!
Пришлось подчиниться. Ледяные когти страха, сжимавшие мое сердце, потихоньку словно бы таяли. Горячий душ просто возродил мое тело, даже звон в голове отступил, а когда Борис сунул мне в дверь чистые отутюженные армейские брюки Паганеля, я почти развеселился, заворачивая штанины примерно на половину их длинны — явно не мой размерчик!
Выйдя из ванной, пятерней приглаживая мокрые волосы, я столкнулся с Борисом. Он, держа в руках такие-же, как у меня, штаны, подмигнул и нырнул в душистую влажную атмосферу ванной комнаты. Пока я мылся, искатель успел вкраце рассказать Паганелю нашу историю, ту ее часть, в которой он сам принимал участие.
Теперь роль рассказчика досталась мне. Мы с хозяином прошли по длинному коридору на большую, необычайно уютную кухню, отделанную светлым деревом. На плите пыхтели кастрюли, сковородки, что-то аппетитно скворчало в духовке. Пучки трав, висевшие под потолком, источали забытые ароматы детства, деревни, свежескошенного сена…
Паганель внимательно выслушал меня, вздохнул, раскурил трубку и сказал:
— Николенька, хотя и без диплома, был, пожалуй самым одаренным из нас искателем. Даже Профессор, Денис Иванович, не обладал такой интуицией и чувством… м-м-м…историчности, что ли, как ваш друг, Сергей! А уж Денис Иванович еще в конце семидесятых считался крупнейшим археологом в стране. Н-да, какая нелепая смерть! Милиция, конечно же, убийцу не найдет — слишком мало улик. Дело закроют и оно уйдет в архив…