Поваренная книга Бабы Яги - страница 12
Родители приехали, пока я была на работе. Это прекрасное чувство, когда возвращаешься не в пустую квартиру, а в Дом. Когда с порога тебя обволакивает уютом, ароматами кухни и ощущением, что ты нужен, что тебе рады, что тебя ждали… Я обожаю свою семью! Всех и каждого!.. А после рассказа Емельяна я хорошо отношусь даже к той самой Тикусе Владимировне. Хотя первые дни меня эта женщина очень озадачивала.
Мама возилась на кухне, разогревая приготовленный мной вчера обед. Папа плескался в ванне.
— Ну, как ты жила тут без нас? — спросила мама, расцеловав меня в обе щеки. — Не скучала?
Да, скучной жизнь точно не была…
— К Витальке ездила, — похвасталась я, изображая на лице абсолютное отсутствие проблем. — И к дяде Косте в гости ходила.
— И как поживает Константин Георгиевич? — спросил папа, появившийся в дверном проеме.
— Хорошо поживает, — доложила я. — Курит вкусный табак, пьет прекрасный коньяк. Все как всегда.
— А мой старший отпрыск как? — обнимая меня, спросил родитель.
— Тоже все как обычно. Машка растет, у Ани все хорошо, — отчиталась я.
— Вот и славно, — кивнул папа, словно ненароком оказавшийся у плиты. — А что тут у нас?
Воспользовавшись тем, что мама отвернулась, он приподнял крышку сковородки, выпустив на волю потрясающий запах жареных грибов с картошкой.
— За стол садись, — притворно рассердилась мама, отгоняя отца полотенцем.
— Иду-иду, — сдаваясь, поднял руки он. Стоило маме обратить внимание на сковородку, ловелас-папа шлепнул ее чуть ниже спины и, до того как жена успела возмутиться, сбежал за стол. Милуются, как студенты… И не скажешь, что этим игривым профессорам давно за пятьдесят.
— Откуда грибы, доча? — уплетая за обе щеки, вопросил родитель.
— Из лесу, вестимо. Из чугуевского, — уточнила я. О поездке в Крынычки решила пока не рассказывать. Зачем?
Осторожно переведя разговор с расспросов о житье-бытье Витальки на отпуск в Сиде в бархатный сезон, а после на дядю Костю и трепетное отношение к семейным реликвиям, я подобралась к волнующей меня теме. Подсвечник оказался тем самым. После робкой просьбы отдать его мне, получила добро. 'Да забирай, раз хочешь', - отмахнулась мама: 'Он мне никогда особенно не нравился'. Чуть захмелевшие родители, похоже, не сообразили, что уже не в Турции, и продолжали очередной медовый месяц прямо на родной кухне. Папа нежно держал любимую жену за руку, целуя пальчики, заглядывая в глаза. Мама бросала на мужа кокетливые взгляды… Да, похоже, пора мне съезжать…
Выпроводила родителей в гостиную, вымыла посуду, прибрала на кухне и, сообщив, чтоб сегодня ночью меня не ждали, сбежала из квартиры. Не мешать же двум любящим друг друга личностям… Особенно сбегать было некуда, так что отправилась ночевать к дяде Косте. Он, как, впрочем, и всегда, обрадовался моему визиту. Мы очень уютно посидели у электрического камелька, развлекаясь беседой на разные темы… Но недолго. Дядя, оправдавшись необходимостью раннего вставания, ушел спать около половины десятого. Предоставленная сама себе я написала письма кузенам, а потом немножко заскучала и надумала снова вызвать Василия…. Ему же еще хуже, чем мне…
'Призрак' был очень рад моему решению, словно нежданно-негаданно получил драгоценный желанный подарок, на который и не смел надеяться. Сегодня Василий был очень молчалив, бросал на меня задумчивые взгляды и лишь под конец разговора осмелился задать не дававший ему покоя вопрос.
— Почему ты на меня не злишься?
— Не знаю, — пожала плечами я. — А должна?
— Да, — недоуменно кивнув, ответил он. — Да… Я же… я заклял тебя, а ты… ты добра ко мне…
Я улыбнулась:
— Разве не ты убеждал меня, что мы оба — жертвы обстоятельств?
— Я. И это правда, — согласился он. И тут Василий заговорил быстро, с чувством, не давая мне возможности и слова вставить: — Но… ты… Я вначале ненавидел тебя, как и прабабку твою, но потом… потом я понял, какой ты удивительный человек. Ты светлая, яркая, живая… и… И ты такая замечательная, добрая, умная… И такая красавица! Я каждую минуту ругаю себя за то, что подверг тебя опасности заточения в межмирье! Поверь, мне от этого груза даже дышать тяжело… — он прижал руку к груди, непроизвольно показывая этот моральный камень. — И я знаю, это было неправильно и нечестно по отношению к тебе, но не могу снять это заклятие, даже если очень хочу! Прости меня!