Повелители Небес - страница 10
— Это верно, но ему только двенадцать, — услышал я голос прорицателя, — маловат он еще, но с родителями его я, конечно, поговорю прямо сейчас же.
Толстяк-прорицатель поднялся, точно солдат, отправляющийся для выполнения приказа, и вышел из таверны. Я помялся немного с ноги на ногу, а потом спросил, преодолевая робость:
— А что это такое — Дюрбрехт?
— Город, — ответила жрица, — город и школа, они словно единое целое. Ты слышал когда-нибудь о Сказителях?
— Да, — ответил я, не в силах удержаться и не похвастаться лишний раз своей памятью, — год назад к нам сюда приезжал один такой седой старик на муле. Он рассказывал о коронации Гаана и о нашествиях. Звали его… — Я сделал паузу, восстанавливая в своем мозгу образ того старика. Мне на память пришли только запах чеснока у него изо рта да сильного пота от его рубахи. — Эдран. Он пробыл тут всего два дня в хижине вдовца, которого зовут Райа, а потом отправился на юг.
Жрица торжественно опустила голову и, когда она снова подняла ее, лицо ведуньи стало суровым:
— Именно в Дюрбрехте и научился Эдран пользоваться своим даром. Он запоминал старые сказы и легенды, которые рассказывают Мнемоники.
— Нен… но… мники? — с сомнением сказал я, коверкая неизвестное мне слово.
— Мнемоники, — кивнула головой жрица. — Летописцы, в чьих головах хранится наша история. Без них мы забыли бы свое прошлое, и у нас не было бы истории.
— А это так важно? — поинтересовался я, чувствуя, что все мои надежды стать воином отодвигаются на второй план.
— Если мы забудем прошлое, — сказала колдунья, — мы не сможем уберечь себя от повторения прежних ошибок. Кроме того, без наших знаний о том, что было до нас, мы станем смотреть в будущее точно слепцы.
Я ненадолго задумался над всем, что услышал, едва ли сознавая, что женщина разговаривает со мной как со взрослым, что ей при этом столь же трудно подбирать слова, сколь мне выговаривать слово «Мнемоники». Наконец я произнес со всей серьезностью, на которую только был способен:
— Да, я понимаю, получается, как если бы отец моего деда не обучил его всему тому, что должен знать рыбак, а дед не объяснил бы ничего из того, что надо моему отцу, и тому пришлось бы все постигать на своем собственном опыте.
— А он в свою очередь забыл бы передать свой опыт тебе, — подхватила жрица-ведунья.
— Да, — согласился я, — только мне это не нужно, потому что я стану солдатом.
— Но, однако, — мягко, но настойчиво повторила колдунья, — ты не можешь отрицать важность памяти.
Мне пришлось нехотя согласиться, потому что я понял, что разговор сейчас войдет в такое русло, где я окажусь припертым к стенке. Мое недавнее хвастовство сослужило мне неважную службу. Я было хотел найти поддержку у Андирта, но тот, словно специально, уткнулся украшенным шрамом лицом в свою кружку.
— В головах Мнемоников содержится вся наша история, — продолжала колдунья мягким ровным голосом, — сказания о набегах врагов и деяниях государей. Они знают все о Хо-раби, о Повелителях Небес и о Властителях драконов. Мечи Мнемоников не могут ни проржаветь, ни затупиться, ни сломаться…
— А у них есть мечи? — оживился я, находя, что эти таинственные Летописцы могут оказаться интереснее, чем я думал. — Так, значит, они все-таки воины?
Но жрица только усмехнулась и отрицательно покачала головой:
— Это не те мечи, о которых ты думаешь, Давиот, хотя, конечно, некоторые из Мнемоников вооружены и вполне могут постоять за себя. Но я говорю о клинках, чьи ножны вот тут, — она коснулась своего лба. — Разум — вот что острее стали! Вот подумай, — она потрогала свой висящий на бедре кинжал, — разве это сильнее, чем то, что тут? — Жрица снова коснулась своего лба. — Нет, нет и нет! Меч страшен для плоти, а знания, знания — это то, что способно сокрушить мощь Повелителей Небес. Что скажешь, Андирт?
Командир отряда, казалось, удивился столь неожиданному вопросу не меньше меня. Он поставил на стол свою кружку, и, подняв брови, не спеша стер с усов пену.
— Я встречусь с рыцарем Хо-раби лицом к лицу в битве, и меня не убудет, — сказал Андирт, — но в схватке с их колдунами я не стал бы полагаться на сталь, тут уж тебе, Рекин, карты в руки. Волшебство против волшебства.