Повелители Небес - страница 12
— Или в Камбарский замок, — добавил Андирт, — чтобы стать солдатом, если не передумаешь к тому времени.
Такой вариант мне показался как нельзя более подходящим. Если уж на то пошло — что такое один год? Весна, лето, осень и зима. Не заметишь, как они промчатся, но этого времени вполне хватит, чтобы высунуть свой нос за пределы Вайтфиша. Да не один мальчишка, если он, конечно, не полоумный, не упустит такой возможности.
— Хорошо, — ответил я, — а мои родители согласятся?
— Я поговорю с ними, — сказала Рекин.
Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен ее взгляд, и увидел, что к таверне приближаются мои папа и мама в сопровождении прорицателя. Оба казались озабоченными, хотя причины для этого у каждого были свои. На лице матери застыло такое выражение, которое обычно появлялось, когда я или мои братик с сестренкой умудрялись особенно сильно пораниться, а лицо отца выглядело одновременно и суровым и озадаченным. Такое выражение на его лице мне довелось видеть лишь однажды, когда он рисковал, до последнего не прекращая ловить рыбу перед надвигающимся ураганом.
Я ждал, и моя гордость потихоньку улетучивалась.
Мать сделала книксен, а отец поклонился, отчего мне еще больше стало не по себе. Родители мои изъявляли столько почтения человеку, с которым я разговаривал как с равным. Мне стало неловко за них и за себя.
Но Рекин улыбнулась и встала, приветствуя их точно знатных господ, которые соблаговолили выкроить минутку своего драгоценного времени, чтобы нанести ей визит. Она велела солдатам принести стул для моей мамы. Я стоял, уставясь глазами в грязный пол. Все солдаты за исключением Андирта ушли, остались только Рекин, прорицатель да мои родители. Я подобрался поближе к отцу, который положил мне на плечо руку и сказал:
— А я-то думал, что застану тебя возле лодки; помни, нам еще сеть чинить.
Я пробормотал в ответ что-то неопределенное в свое оправдание, но, к счастью, Рекин вовремя вмешалась и не допустила моего посрамления:
— Тут только моя вина, друг мой Адитус. Я задержала мальчика здесь, чтобы поговорить о его способностях.
— Госпожа… — начал отец, которого, совершенно очевидно, повергало в трепет присутствие жрицы.
Она прервала:
— Только не госпожа, друг мой, такие титулы для сильных мира сего, к числу которых я не принадлежу. Меня зовут Рекин, и я хочу поговорить с вами о будущем вашего сына. Но сначала эль?
Мои родители, еще более смущенные, чем я, обменялись взглядами и посмотрели на священника-прорицателя, ища какого-нибудь указания, что им делать. Но тот опустил голову, уложив один подбородок на другой. Рекин, растроганная подобным вниманием, подозвала Торима и велела принести пиво.
— У вашего сына незаурядные способности, — начала она, когда Торим принес то, о чем его просили, и отошел (впрочем, не слишком далеко, ровно настолько, чтобы ничего не пропустить), — об этом я и хочу говорить с вами.
Мама в этот момент казалась напуганной, а лицо отца оставалось непроницаемым, точно он вел лодку по штормящему морю наперекор волнам. Все это так меня напугало, что я почти не слышал их разговора.
Знаю только одно: когда этот разговор закончился, Рекин и мои родители стали друзьями. Насчет меня они решили, что когда я достигну совершеннолетия, то сам буду волен решать свою судьбу — поеду ли я в Дюрбрехт, попытаю ли счастья в Камбаре среди членов военного братства или останусь в Вайтфише.
Это соглашение сопровождали гораздо большей порцией эля, чем мои родители могли позволить себе в утренние часы. Никто из присутствующих уже не стоял твердо на ногах, когда настало время покидать таверну. Я последовал за ними, оставив в покое шлем Андирта, с которого отупело стирал пыль. Очень хорошо помню, как отец, вопросительно посмотрев на кивнувшую в ответ мать, сказал мне:
— Я иду чинить сеть, ты пойдешь со мной или останешься с Рекин?
Часто я думаю, что существуют какие-то совершенно определенные моменты, увиденные сквозь призму нашего внутреннего состояния и навсегда запечатленные в нашем сознании, когда мы знаем, что именно в ту секунду выбрали дорогу своей жизни.