Поверженные правители - страница 5

Эти мгновения, когда нарушался порядок вещей, проходили так же быстро, как и наступали, но у меня не оставалось сомнений, что прошлое и будущее сплелись в смертельную сеть.

А затем появились загадочные речи. Они исчезали так же быстро, как и возникали. Короткое приветствие, словцо, брошенное кузнецом подмастерью, но в словах не было смысла, разве что для самого говорящего. Для уха слушателя они не значили ничего: простой набор звуков, гортанное бормотание. Но говоривший загадками легко себя понимал. Словно он на миг овладевал забытым языком. И именно так оно и было.

Все это мне было хорошо знакомо.

Заметив шутки Времени, я стал искать источник, через который оно проникало в крепость. Первым делом я прошел в сад, в рощу, охраняемую Глашатаем правителя, в плотное сплетение плодовых деревьев, орешника и ягодных кустов, скрытое за изгородью из колючих ветвей. Оно было столь густым, что внутрь не могло пробраться даже самое юркое животное. Сад цвел, протягивая ветви к заходящему солнцу.

Потом я посетил колодец.

Колодец скрывался в каменном лабиринте с высокими стенами, за маленькой каменной оградой в рощице карликовых дубов, покрытыми ярко-зеленым мхом.

Вокруг широкого устья колодца стояли скамьи, сделанные из розового зернистого камня, знакомого мне не по Альбе, а по странам жаркого, сухого, душистого юга: Массилии, Крита, Корсики. То были земли ма-за-рай — охотников за снами, — бродивших ночами по лесистым холмам, разнося и раздавая проклятия. Подобно ма-за-рай тех далеких островов, женщины, служившие колодцу Тауровинды, часто разгуливали ночью при луне. Они, как зайцы, носились по склонам, поедая букашек и мелких зверьков, подпрыгивая, точно бешеные псы, чтобы схватить птицу на лету, принимали странные обличья, хотя к рассвету снова становились озорными пятнадцатилетними красавицами. Новая женщина-у-колодца появлялась только тогда, когда одна из старых уходила: без сомнения, вниз, в потоки под крепостью. Но однажды к ним присоединилась четвертая. Было три — стало четыре, и чары не разрушились.

Новой женщиной была Ниив.

С появлением первых же знаков движения Теней Героев я каждый день подсматривал за женщинами. Они по большей части проводили время, сидя на каменных скамьях, вглядываясь в широкое горло холма, временами подбрасывая в его пасть вымазанные в крови камни или жгуты из цветов и трав и выпивая снизошедшие на них, как они говорили, «видения славы» — видения странные, сны далекие. Если вода отзывалась, игриво булькая пузырьками на поверхности, начиналось дикое торжество. Я смотрел на них без удовольствия: достаточно сказать, что женщины подчиняли себе воду и извлекали из нее образы. Все это было обычно. Такая водяная магия существовала задолго до возведения крепости на холме.

А вот теперь…

Я наблюдал за женщинами из укрытия. Сознавали они мое присутствие? Ниив — возможно. Но Ниив мне доверяла, убедившись, что я доверяю ей. Они в волнении заглядывали в колодец и явно были чем-то озадачены.

На сей раз подземные воды вырвались на поверхность мощным яростным потоком, с ревом поднялись из глубины, ударив и разбросав призвавших его нимф. Он изгибался и мерцал, затем замер в ожидании, жидкие мышцы раскачивались, как дерево, тянулись к дрожащим женщинам.

Постепенно они собрались с духом, быстрее всех Ниив, и позволили струям обнять себя, вытянулись, разогнулись в их сплетении. И едва они влились в кровь земли, глубинный мир холма стал подниматься, открывая сокрытое в нем.

Люди из прошлого, более далекого, чем Тауровинда, щерились, выглядывая из воды, их немигающие взгляды гасли, едва им открывался сущий мир.

Эти некогда живые образы, эти воспоминания о мужчинах и женщинах стали стихийными духами. Распад плоти оставил от них одни видения, тени, обитающие в камне под холмом. Но теперь их освободили. Иные бежали — бестелесными птицами вырывались из воды, чтобы раствориться в воздухе. Другие уходили обратно в глубину, избрав покой.

Кони рванулись из колодца вскачь, с развевающимися гривами, и хранительницы с визгом присели, а серые тени над их головами мелькнули и скрылись в каменном лабиринте. За ними — собаки всех пород и размеров, разгоряченные охотой, с оскаленными зубами, со вздыбленной шерстью, с телами, переливающимися в стремительном беге через стены. Их яростный лай становился горестным, когда они исчезли в мире людей, — тени, но снова живые.