Повесть о днях и делах комсомольской ячейки - страница 6

Вот это философия. И только последнее время Шалька что-то задумываться стал. Серьезнее как будто. Трудно ему последние месяцы. Митя Якимов, секретарь, покою не дает. Сам мучается разрешением проблемы — комсомол и квалификация, да и его заставляет думать. По его, Шалькиному мнению, и разрешать то нечего — и комсомол и квалификация. Нужно уметь сочетать работу. Вот его установка. Сегодня Шальку ничто не мучает. Он на вечеринке. Вот почему он на улице еще затянул песню и с нею ввалился в квартиру.

Комната постепенно наполнялась ребятами. Пришел Костя Павлов с Зинушей Правдиной под руку, неразлучная пара… Последние два месяца не расстаются. Взлохмаченная голова Антона Смирнова протиснулась между ними и Антон по шутовски запел «Ку-ка-ре-ку-у-у»…

К десяти собрались… Оркестр: сам хозяин вечеринки на балалайке, Палька на гитаре, Костя на мандолине. На кухне шумит самовар.

— Ну, гостюшки дорогие, прошу.

Чинно расселись.

Антошка за виночерпия. Разливает в рюмки и стаканы содержимое бутылок.

Костя первый встал, подняв свою рюмку.

— За что пьем-то?

— Да за меня! — и хохот встретил предложение Шальки.

После первой рюмки краска бросилась в лицо девчатам, живее заблистели глаза ребят.

После третьей развязываются языки… Антон Смирнов рассказывает Дуське последний, самый новейший анекдот… Ее довольный раскатистый смех покрывает все, анекдот понравился.

Через два часа вылезли из-за стола. Ноги не слушаются, и перед глазами все вертится.

Палька Кудрин после героических усилий встать на ноги мешковато бухнулся на пол. Рука судорожно ухватилась за скатерть, и, если бы не помощь оказавшегося рядом Шальки, — «инвентарь» пострадал бы основательно.

Подбежали ребята. А Палька улыбался во нею свою веснушчатую физиономию.

— Врешь, удержу, сволота!

Оркестр настраивался, готовились к танцам. Вальс сменил тустеп, за ним полька. Веселье было в разгаре.

Зинушка Правдина, закатив глаза и подперев руками голову, мелодичным голосом затянула:

И все:

Настроение ребят падало. Песня, тягучая как леденец холодила…

А Надюшка Мышкина добавила еще, сменив эту песню на новую:

— Смейся, паяц, над разбитой любовью…

И невмоготу стало Федьке…

— Бросьте плакать-то! Довольно… К чорту?

А Шалька быстро.

Подхватил оркестр. Эту песнь сменила другая:

В три часа ночи снова сели за стол.

Пять раз прокуковала кукушка, ее голова выскакивала при каждом ударе старинных часов. И только тогда разошлись ребята.

Расходясь, говорили о следующей субботе, о том, что вечеринку устраивает Зинка Милютина, и о двух рублях, которые нужно внести за вечеринку.

Антошка пошел провожать Дуську. На углу Невы у Старорусской догнал их Петька Кудрин.

— Подожди, Антон!

— Чего тебе? — неохотно отозвался тот.

— Брось с Дуськой трепаться.

Антошка пристально взглянул на Кудрина.

— А тебе что, аль заело?

— Не заело, а брось, говорю.

— Пошел-ка ты, Петька…

— Хорошо же…

И громкий крик Антона нарушил тишину улицы, а Дуська, приподняв пальто, быстро пустилась на утек.

Утаптывая снег, наполняя гамом улицы, поеживаясь от утреннего мороза, группами и в одиночку торопятся ребята к своим станкам, машинам.

Комнатушка кабельной сети, как и обычно, заполняется медленно.

В углу около электрической печки собрались в кружок комсомольцы.

— Ты был у Летуна на вечере.

— Был, а что.

— Говорят, драка была.

— Врут. Я ушел в пять, ничего не было. Свои ведь ребята все были.

— Свои-то свои, а вот Антона сегодня на работе нет.

— Да и верно.

— В больницу отправили…

— Почему?

Около ребят увеличивается толпа.

— Антона ранили.

— Брось…

— Ребята говорят.

Сначала шепотом, потом громче, в разных местах, начинают склонять имя Антона.

— А кто его?

— Не знаю…

— Он ведь с Дуськой пошел.

— Не Кудряш ли виноват?

— С чего ты взял?

— Он за Дуськой приударял… А на вечере Антон-то с ней того…

— А что, пожалуй, и верно…

— Бросьте трепаться, — возвысился голос подошедшего Летуна, — нельзя так, не зная точно, топить парня. Разузнать нужно сначала, а потом уже и обвинять… А то Петька… А может, и с Антошкой ничего не случилось.