Повесть о Макаре Мазае - страница 8
Утром 1 сентября 1932 года Макар встал задолго до гудка. Шел на завод, повторяя запомнившиеся строки Маяковского:
Повторял он эти стихи неспроста: был Международный юношеский день. Именно в этот праздник Мазай и должен был встать на свою первую вахту к первой комсомольской мартеновской печи.
Старые металлурги глядели вслед насмешливо: «Дед Мазай и зайцы-фабзайцы! Натворят делов!»
Начальник смены собрал бригаду и примирительно начал:
— Вы, ребятишки, на стариков-сталеваров не очень-то обижайтесь. Ну, обозвали вас молокососами: так ведь раньше сталеварами и становились не раньше сорока лет. А вам всего по двадцать. Зато вы хлопцы боевые, грамоту знаете, ну, а сноровка придет со временем. Только будьте бдительными у «мартына» (так сталевары по-свойски называют мартеновскую печь). Помните, в сталеварении нет передышки: конец одной плавки — это начало другой.
Молодые рабочие внимательно прислушивались к наставлениям, и сначала вроде бы все шло хорошо. Однако вскоре начались неприятности: состав бригады часто менялся, не хватало кранов, завалочная машина не справлялась с загрузкой печей. Комсомольцы нервничали: то не успевали вовремя загрузить печь, то перегревали, то недогревали металл.
Однажды плавка «просидела» в печи более четырнадцати часов, и терпение сурового мастера цеха истощилось. Боровлев настоял, чтобы Мазая вновь перевели в подручные. Макару пришлось идти в комсомольский комитет, добиваться восстановления. Парня снова поставили сталеваром, но перевели из первого во второй цех. Но он все еще работал, как говаривал Боровлев, по «старому стандарту».
Как-то Макара пригласили на заседание цехового партбюро и устроили проборку за неполадки на работе.
Оправдываясь, Мазай попытался было перечислить причины неполадок в печи.
— Не то говоришь, парень, — сурово перебил его Третьяков. — Просто-напросто Мазай еще не умеет руководить людьми. А кто в этом виноват?
— Все мы виноваты. Казак то он добрый, только хлопец молодой, вот на свои силенки и понадеялся…
После этого Мазай ходил туча тучей. По вечерам бесцельно бродил в порту, смотрел, как мальчишки ловят рыбу, как на большой валун с ревом набрасываются волны. И все думал: отчего в ту треклятую смену он утратил контроль за ходом плавки? Или слишком был занят мелочами? Или и вправду печь раскапризничалась, а он еще плохо знает ее характер? Да, ему все еще не хватает знаний! Надо грызть гранит науки!
Макар был наслышен о старых сталеварах, обладавших тончайшим чутьем, умевших определить качество плавки по цвету, по «плевку», по каким-то особым, им одним известным признакам. Талантливым умельцам прошлого, для которых путь к знаниям был за семью печатями, не оставалось ничего другого, как изощрять свою наблюдательность, создавать собственную, окруженную ореолом таинственности «технологию». Да что прошлое! Ведь и теперь один из лучших заводских сталеваров Иван Шашкин нередко посмеивается, глядя на Макара:
— Ты что там возишься с анализом? Делай, как я, как дед меня учил: если сталь белая, да сверху вроде дымка, значит, углерод хорошо выгорает…
Вероятно, и правда, проще было бы научиться отличать эту дымку, чем осваивать премудрости процессов, происходящих в печи. Но Макар понимал, что ему нужно именно это — теория, точная наука. Только тогда он почувствует себя уверенно, когда поймет, каким законам подчиняется изготовление стали. Он тянулся к точным определениям, формулам, выкладкам. И не только потому, что они дали бы уверенность ему самому. Он прекрасно понимал, что искусство мастерового, опирающегося лишь на свою интуицию, свой личный опыт и смелость, это искусство для одного. А уменье, основанное на знаниях, — это то, что может стать общим достоянием.
Годы труда на заводе, работа в комсомоле многому научили Мазая. Он думал не только о себе, а о своей бригаде, о других сталеварах.
Окончив в 1933 году профессионально-технические курсы, Макар не дал себе передышки: сразу же поступил на заочные курсы сталеваров при Днепропетровском горном институте. Голова у Макара была ясная, память цепкая, жажда знаний неистовая, и не удивительно, что экзамены он сдал на «отлично».