Повесть о первых героях - страница 6
Немного посветлело. Челюскинцы увидели, как льдины, перекатываясь друг через друга, будто играя в чехарду, живой громадой подползали к кораблю. Огромный, высотой с трехэтажный дом, ледяной вал обрушился на пароход. «Челюскин» накренился, и… тогда прерывисто завыла сирена. Это был сигнал ледовой тревоги.
Каждый встал на заранее известное ему место. Началась выгрузка аварийных запасов. Начальник экспедиции и капитан распоряжались у трапа. Люди, видя невозмутимое спокойствие своих руководителей, старались сдерживать волнение и работать ловко, быстро. С борта на лед спускались ящики, тюки, бочки.
А стихия продолжала свое наступление на обреченное судно. Под напором льда металлический корпус лопнул, как скорлупа ореха. Вода хлынула в машинное отделение. Кораблю оставались считанные минуты жизни.
К Шмидту подошел его заместитель Копусов и невесело сказал:
— Вот так, Отто Юльевич, кончается наша экспедиция.
Шмидт пристально взглянул на него и ответил:
— Гибель «Челюскина» — еще не конец экспедиции… Все будет хорошо. Вы, Иван Алексеевич, увидите… — И тут же спросил: — Все ли выгружено?
— Все!
— Рубить канаты!
Быстро перерублены концы, крепившие на палубе строительные материалы и бочки с горючим. Все это должно всплыть на поверхность, когда корабль пойдет ко дну.
Когда стало заливать пассажирскую палубу, Воронин громко скомандовал:
— Все на лед!
Этот приказ повторили десятки голосов.
Последним, как и полагается, тонущее судно покинул капитан.
Но один человек замешкался на верхней палубе. Это был завхоз — комсомолец Борис Могилевич. Он пытался взять с собой еще что-то нужное. Ему кричали со льдины: «Прыгай! Скорее прыгай!», но покатившиеся бочки с бензином сшибли его с ног.
И в ту же секунду высоко поднялась корма парохода, показались руль и винт. Все заволокло густой завесой водяных брызг, снега и пара. Когда завеса рассеялась, «Челюскина» уже не было.
Он погрузился в морскую пучину.
Потерпевшие кораблекрушение превратились в робинзонов, выброшенных на ледяной остров. Многие из них были одеты в ватники, ботинки и сапоги, кое-кто забыл рукавицы, а мороз все крепчал и крепчал. Шмидт достал из кармана список участников экспедиции. Жизнь советских людей на льдине началась с переклички:
— Агапитов!
— Жив, — отвечал молодой кочегар.
— Апокин!
— Здесь!
— …Могилевич!
Никто не отозвался. Люди стояли, опустив головы.
День уже кончился. Белесая тьма окутала все вокруг, когда называлась последняя фамилия:
— Юганов!
— Тут! — пробасил плотник.
Перекличка закончилась. Сто четыре человека окружили своего руководителя.
Митинг длился всего пять минут. Шмидт сказал, что Советское правительство знает о катастрофе. «Челюскин» держал связь с берегом до последней минуты. Радиосвязь будет скоро восстановлена. Продовольствия и теплой одежды выгружено достаточно. Значит, на льду можно жить, пока не придет помощь, а она придет обязательно…
— А теперь — за работу!
Злой ветер трепал и рвал полотнища из рук, но палатки были разбиты. С трудом была установлена радиомачта. Под напором ветра она гнулась, как удочка. Вырастали штабеля ящиков и бочек. Люди трудились в темноте, не замечая холода. На льдине закладывался поселок.
В первую очередь нужна была связь с материком. Радисты, обжигаясь от прикосновения к холодному металлу, голыми руками собрали свою аппаратуру…
Старший радист Эрнест Кренкель, прежде чем передать первую радиограмму, на мгновение задумался: какой поставить адрес? Потом тряхнул головой и отстучал ключом: «Лагерь Шмидта»…
Так родилось название «Лагерь Шмидта», не сходившее два месяца с уст людей всего мира. Каждое утро газеты на всех языках помещали короткие, но всегда бодрые телеграммы с пометкой: «Чукотское море. Лагерь Шмидта»…
Начальник экспедиции ходил по палаткам, подбадривал, успокаивал. Однажды вечером Шмидт пришел в палатку к плотникам. Они — новички в Арктике — и стали поговаривать о том, что надо спасаться пешком по льдинам… ведь до твердой земли только 130 километров! Шмидт долго рассказывал плотникам об участниках прошлых арктических экспедиций, погибших из-за своей неорганизованности.