Повести наших дней - страница 12
«Не надо так… Слова его пустые, без пользы. Дьявола ими только тешить… И никакого Филиппа не было. Мерещится это от скорби…»
Из куреня Степана донеслась пьяная песня.
— А, «Калинушка-размалинушка»… — усмехнулся Хвиной. — Ванькина любимая. Любила ее и Гапка-покойница. Подтянуть, што ль?
И он запел пьяным, срывающимся голосом:
ХВИНОЙ — «КАДЕТ»
Поздним вечером, в декабре, когда стояли жестокие морозы, Ванька пришел в двухнедельный отпуск. В хату он вошел неожиданно. Хвиной на радостях растерялся, но Наташка не смутилась: заметив на погонах Ванькиной шинели три белые нашивки, удивленно всплеснула руками:
— Гляди, урядника заслужил! Вот анчихристенок! — и засмеялась.
Ванька не мог развязать озябшими пальцами башлык.
— Наташка, что стоишь? Помоги служивому.
Маленькая проворная Наташка рванулась к мужу, в один миг развязала и сняла с него башлык.
Ванька по привычке перекрестился на прадедовскую икону, что висела в темном углу, и поздоровался:
— Здорово живете. Здорово, батя.
— Слава богу, сынок…
Ванька и отец поцеловались, и вдруг совсем неожиданно Хвиной виновато обронил:
— Вот матери, Ванька, нету. Провожала, а встретить не довелось… — И он потер рукой сухие, бесцветные глаза.
— Ничего, батя, не поделаешь. Горевал и я…
— Правда, Ванька, от смерти никто не увильнет.
Поздоровался Ванька и с Наташкой. Уцепилась жена за шею урядника и три раза поцеловала его.
— Могла бы служивому и в ноги поклониться. Муж он, — заметил Хвиной.
— Забыла. В другой раз сделаю как надо, — сказала Наташка, и ее нарумяненные щеки полезли к задорно вздернутому носу.
— А где же Петька? — спросил Ванька.
— Петька — вон. На печь забрался, — ответил Хвиной.
— Тю, а я и не вижу. Здорово, Петро!
— Слава богу.
— Давай поцелуемся.
— Давай.
— Ты, Петька, здоровый стал.
— Только зубы скалить больно умен, — не то серьезно, не то шутя заметила Наташка.
Петька недовольно скривил физиономию и огрызнулся:
— Молчи! Будет тебе на пряники от Ивана. Всех ухажеров по пальцам могу посчитать.
— Ну-ка, уймись. Заплелся! — ругнулся Хвиной.
Ванька сел на вербовый обрубок поближе к печке и улыбнулся в сторону Петьки.
— Ничего, Петро, дадим Наташке, если заслужила. Только потом. А сейчас, батя, давай закурим служивского табачку.
И он достал из кармана шаровар большой, сложенный вчетверо кисет.
— Дьяволенок! Никак не мой это? — дернула Наташка из рук мужа кисет. — Мой был зеленый и расшитый стеклярусом, а этот черный и вышитый. Милашка подарила?
Ванька не без удовольствия усмехнулся. Хвиной с родительской гордостью взял у Наташки кисет и начал его внимательно рассматривать. На нем вышиты были две замысловатые буквы, веточка и сидящая на ней птичка.
— Батенька, что там написано?
— Да мы с тобой, Наташка, одинаково учены. Не по нашему тут писано. — И, продолжая самодовольно улыбаться, Хвиной заявил: — А как разукрасила! Сидела, верно, бог знает сколько ночей. Жалко, Ванька, что матери нет: порадовалась бы она… Честь ведь нам большая: сын — урядник.
— Скажи хоть, как ее звать? — спросила Наташка.
— Как звать, так и называть. Может, их десять было, — высокомерно отвечал Ванька.
Петька задорно смеялся, а Наташка, схватив Ваньку за плечи, потянула назад, стремясь во что бы то ни стало свалить его с обрубка.
— В другое время будете баловаться, — остановил Хвиной сноху и, обратившись к Ваньке, спросил: — Скажи лучше, Иван, надолго приехал?
Ванька не сразу ответил. Отстранив Наташку, он глянул на печь, на дверь, подтянул повыше голенища сапог и тогда только нехотя обронил:
— На две недели.
— Плохо, Ванька, что зимой ты пришел. Если бы летом, помог бы в работе. Тяжеловато нам. Когда уже красным конец придет?.. Ты ближе, сынок, к начальникам. Небось они знают?
— На полковом празднике был у нас из корпуса войсковой старшина. Говорил, что скоро побьем большевиков.
— Войсковой старшина? Старый или молодой?
— Уж седой. Лет под пятьдесят. Усы большие такие.
Наташка вмешалась:
— А отчего же у тебя, Ваня, усы не выросли?
— Послужу — вырастут…
— Без усов ты, Ваня, и на героя не похож.
— Ты, Наташка, баба и не понимаешь, что геройство не в усах, а на погонах, — вразумил сноху Хвиной.