Повести об отважных - страница 11
— Понятно, мамочка! — кивнул головой хирург и приказал санитарам: — Быстро раненых на столы! Да осторожнее!
Через несколько минут внизу, во дворе, затарахтел движок. Покраснели и вспыхнули белым ослепительным светом лампы в операционной.
Операция была трудной. Фашист пустил в советского солдата три пули из карманного пистолета типа “маузер”. Старичок-хирург уже закончил операцию и отправил раненого в палату, а Надежда Михайловна все еще оперировала.
Наконец рана была зашита и перевязана.
— Несите в палату, — усталым голосом проговорила Надежда Михайловна.
— Да вы совсем измотались, мамочка! — воскликнул Никита Семенович, помогая Надежде Михайловне снять марлевую повязку и перчатки. — На вас лица нет!
— Зато парнишка будет жить… — улыбнулась Надежда Михайловна. — Как у вас, Никита Семенович?
— Думаю, будет все в порядке, мамочка. Повреждения незначительные. Вот только сердчишко у этого немецкого товарища изношенное. Но мы его поддержим… В общем, идите отдыхать, мамочка! Я посмотрю за нашими пациентами. Благо моя комната рядом с палатой.
— Спасибо, Никита Семенович!
Надежда Михайловна глубоко вздохнула и энергично тряхнула головой, словно сбрасывая с себя усталость. Спускаясь по лестнице, она увидела настороженные, страдающие глаза старшего сержанта, улыбнулась ему:
— Думаю, что будет все в порядке, старший сержант. Будет жить ваш Шурка!
— Как мне благодарить тебя, дочка? — взволнованно проговорил он. Лицо солдата просветлело.
Надежда Михайловна прошла к себе в комнату, зажгла керосиновую лампу и без сил упала в кресло.
В комнате было очень тихо и холодно. На столе стоял котелок с ужином, чайник, закутанный в телогрейку, и лежала кобура с пистолетом. Оружие Надежда Михайловна обычно носила только во время переездов.
Нехотя съела она немного гречневой каши с мясом, но с жадностью выпила два стакана горячего чаю.
Взгляд ее сам собой устремился к кровати. Наверное, кто-то из санитарок постелил постель и взбил подушки.
Надежда Михайловна подумала, как это приятно — лечь в мягкую, чистую постель, опустить усталую голову на подушки и уснуть…
Из последних сил она стянула сапоги, разделась и нырнула под одеяло. Конечно, лампу следовало бы погасить… Но сделать это она уже не смогла. Голова ее опустилась на подушку, и глаза сами собой закрылись…
Она не знала, сколько спала. Но сквозь оцепенение глубокого сна Надежда Михайловна вдруг ощутила смутную тревогу. Это чувство все обострялось, будоражило сознание и в конце концов разбудило ее.
В комнате было полутемно, красноватый свет потухающей лампы еле достигал углов. Но Надежда Михайловна разглядела полуоткрытую дверь и смутно белеющее человеческое лицо в дверной щели.
Надежда Михайловна подумала, что заглядывает кто-то из персонала госпиталя и хотела окликнуть человека. Но в это мгновение дверь приоткрылась чуть шире, и человек проскользнул в комнату. Настороженно вытянув шею, человек повернулся к двери, прислушиваясь к чему-то. В руке его тускло блеснуло лезвие ножа.
Молниеносная реакция — одно из непременных качеств хирурга. Надежда Михайловна сразу осознала, что ей грозит. Стремительным прыжком она метнулась к столу, схватила кобуру и рванула из нее пистолет.
Человек у дверей прыгнул вперед, занеся нож над головой. Но в руках Надежды Михайловны сухо щелкнула взводимая каретка. Человек резко обернулся и скользнул за дверь.
Не выпуская из рук пистолета, Надежда Михайловна торопливо накинула шинель и подбежала к двери.
“Он может подкарауливать меня за дверью!” — подумала она и прислушалась.
За дверью было тихо. Распахнув дверь, подняв пистолет, Надежда Михайловна выбежала из комнаты.
В смежном зале было тихо и пусто. Лунный свет, свободно проникая через распахнутое окно, медовым пятном расплывался на каменных плитах пола, освещая мрачную статую Железного Рыцаря, стоявшего с протянутыми вперед руками.
“Наверное, он скрылся в часовне. А там темно”, — подумала Надежда Михайловна.
Она бегом вернулась в комнату, достала из полевой сумки электрический фонарик и снова выбежала в зал.
Дверь в часовню раскрылась с громким скрипом. Надежда Михайловна включила фонарик. Сноп голубоватого света ощупал тяжелые скамьи, мрачные статуи святых, кафедру, с которой выступали священнослужители. Нигде никого не было.