Повести разных лет - страница 12
Генерал Бетанкур умер в 1824 году, заседая до самой смерти в бесчисленных комитетах и комиссиях. Творческий порыв, потрясший его под влиянием беседы с Монферраном, больше не повторялся. К Монферрану, впрочем, он относился и после с чрезвычайною благоприязнью.
Замечательные кабестаны были использованы Монферраном на постройке, где оказали великую помощь строителям. Монферран не выдал их за свое изобретение, но и бетанкуровскими они не прослыли.
Глава седьмая
Базиль выехал из Петербурга. Нанятый попутный ямщик оказался необычайно словоохотлив и не давал Базилю сосредоточиться, поминутно вступая в разговор. Базиль был вынужден наконец сделать ему шутливое замечание:
— Что ты стрекочешь, как нанятый!
Молодой ямщик загоготал во всю мочь, задрав круглое лицо к солнцу.
— Так я ж нанятый и есть. Ты ж за трешницу меня нанял, барин. До самой деревни, как есть…
— Ладно. Только барином меня не зови, я не барин.
— А кто ж ты? Одет по-господскому.
— Одет-то одет, а такой же, как ты.
— Сравнил. Я вот отвез своего молодого барина, офицера, в Питер, обратно еду, наше дело маленькое. А ты сам по себе. Захотел — поехал. А мне после попадет от старой барыни, как узнает, что чужого повез.
— Не узнает. Так не веришь, что я такой, как ты? И барин у меня есть.
— Ну-у! Так ты что, лакей евонный?
— Нет, я просто… Учиться он меня посылал в чужие края.
— Ого! Ишь ты!
Затем парень начал грубить, очевидно не поверив Базилю. Чтобы прекратить глупейший, как казалось ему, разговор, Базиль объявил, что желает заснуть, и для виду закрыл глаза. Парень послушался, замолчал и, кажется, сам задремал.
Базиль мог теперь размышлять на свободе. Мысли его не были тревожными. Последние слова Шихина — о знакомстве с Павлом Сергеевичем — открыли Базилю все. Особенности поведения и всезнайство Шихина разъяснялись. Павел Сергеевич, наверно, предчувствовал, что Базиль заинтересуется и увлечется постройкой Исаакиевского собора, но почему-либо не хочет, чтобы Базиль оставался служить там, и потому просил Шихина сделать то-то и то-то. Отсюда можно заключить, что он вскорости снова отправит Базиля в Париж доучиваться.
А зачем он вызвал его в Россию? Почему не объяснил все в письме? Готовит сюрприз? Какой? Базиль догадывается, но не смеет верить. Впрочем, что может быть еще другое?
У Базиля радостно замирает сердце и возникает такое ощущение в голове и в груди, как будто их бричка несется во весь опор. На самом деле лошади еле плетутся, ямщик дремлет, а Базиль взволнован мыслью, что скоро он в самом деле получит право называться господином Челищевым!..
Закрадывается сомнение: имеет ли он право мечтать об этом? Но радостная уверенность побеждает: «Да я-то ведь не лакей, не ямщик, как этот парень, это ему непростительно предполагать, что барин готовит ему такой презент. А я молодой архитектор, с чрезвычайно значительными художественными способностями, как пишут вот в этих письмах мои парижские профессора. В то же время Павел Сергеевич не грубый какой-нибудь офицер, который колотит своих денщиков чубуком по башке и пинает их сапогами. Павел Сергеевич — прирожденный меценат, таких благородных людей мало. Да и какой уж я крепостной?.. Я сирота, воспитанный в его доме. Ну что я? Точно еще убеждаю себя… Ведь он сам мне сказал, сам намекнул, когда отправлял в Париж. А я-то еще смел сомневаться по приезде и раньше. Думал: зачем он меня только вызвал? Тревожился! Экое недоверие! Дудки! С заботами теперь кончено».
Успокоясь, Базиль заснул, пригретый самой природой. Впрочем, последняя его сознательная мысль была недоуменна:
«С какой стати Павел Сергеевич попал на ярмарку в Псков? Никогда он не ездил по ярмаркам, с купцами не знался…»
Мысль эту Базиль благополучно заспал.
Пробудившись, Базиль читал, смотрел на поля вокруг, зеленеющие льном, и так холодно отвечал ямщику, когда тот пытался завязать разговор, что самому было неловко. Зато удалось добиться, что ямщик счел наконец давешнее его признание за барскую шутку и прекратил беседу с неровней. Так прошел день.
Покормив лошадей и поужинав на постоялом дворе, снова тронулись в путь и к утру были в Пскове.