Повествование вардапета Аристакэса Ластиверци - страница 7

стр.

Апокрифичность этого известия доказательств не требует, но характерно, что Аристакэс включил его в главу X, посвященную захвату Ани, стремясь тем самым противопоставить политику Василия и Константина захватническим действиям Мономаха.

Действительно, те страницы «Повествования», которые посвящены захвату Анийского царства, проникнуты иным настроением. В речи Аристакэса явственно заметны нотки осуждения византийской политики. В 1041 г. умер царь Йовханнэс-Смбат. Анийское царство перешло во власть империи. Наш автор порицает Константина Мономаха за вероломство: Ани был захвачен «не по закону войны, но лукавой речью». Он вспоминает о завещании Йовханнэса-Смбата:

«Все это постигло Армению из-за сделки, о которой мы недавно упомянули. Этот торг кажется мне более бесчеловечным, чем Иудин, ибо в том случае продавший достоин осуждения, но сама сделка явилась уплатой за спасение всего человечества ... Этот же торгаш (имеется в виду иерей Кюракос.— К,Ю.) нагл и бесчеловечен, ибо явился причиной стольких зол» (стр. 83—84). Привлекая многочисленные цитаты из священного писания, автор клеймит Мономаха за многие злодеяния по отношению к Армении и армянской церкви. Чтобы усилить впечатление, Аристакэс тщательно собирает и преподносит множество сведений о беспутстве и чревоугодии императора. Но даже в главе, посвященной падению Анийского царства, Аристакэс Ластивертци не столько осуждает империю и ее захватническую политику, сколько оплакивает бедственный «конец страны нашей Армянской»: «В эти дни ромейские войска в своем натиске четырежды вторгались в Армению, пока мечом, огнем и взятием в полон не обратили всю страну в безлюдье. Когда я вспоминаю об этих бедствиях, дух мой смущается, мысли останавливаются, ужас вызывает дрожь в руках, и я не в силах продолжать повествование, ибо горек рассказ мой, он достоин великих слез» (стр. 81—82).

Сводя воедино главы и страницы «Повествования», посвященные Византийской империи, мы особенно отчетливо видим двойственное отношение Аристакэса к византийской политике в Армении. В отдельных случаях он страстно обличает вероломство василевсов, но признать империю врагом не решается. Оплакивая утраченное благоденствие армянского народа и вспоминая славное прошлое, наш автор горестно замечает: «Помимо княжества Куропалата и территорий, подвластных ромеям, в Армении были четыре царских престола. Была великая патриаршая власть, вызывающая зависть среди всех народов...» (стр. 106). Таким образом, византийское владычество как таковое представляется ему столь же естественной формой правления, что и царская власть в Армении.

Еще за несколько лет до создания интересующего нас памятника отношение к Византийской империи было одним из критериев политической ориентации. Чьи воззрения могло отражать «Повествование»? Разумеется, не той части армянского феодального общества, которая стала на откровенно провизантийскую точку зрения и в 40-х годах XI в. группировалась вокруг веста Саргиса и католикоса Петроса. Но Аристакэс, видимо, был далек от группировки, возглавляемой Вахрамом Пахлавуни, оказавшей решительное сопротивление византийской экспансии. Аристакэс Ластивертци — выразитель настроений той группы, которая признала византийское владычество со всеми его последствиями естественным modus vivendi и вольно или невольно примирилась с имперским правопорядком. И тогда становится понятным, почему он столь бесстрастно повествует о переселении в Византию васпураканского царя Сенекерима или будущего дука Месопотамии Григория Магистра. Если учесть, что автор жил в давно «византинизированных» областях Армении, подобное мировосприятие станет еще более оправданным.

* * *

Главная тема «Повествования» — нашествие тюрок-сельджуков. Это событие и послужило толчком к созданию интересующего нас памятника: ведь Аристакэс повествует «о бедствиях, принесенных окружающими нас инородными племенами». Согласно армянским источникам, впервые тюрки проникают в Армению в 1016 г. Против появившегося в Васпуракане тюркского отряда, рассказывает Матвей Эдесский, выступил царевич Давит, но вынужден был отступить. «До этого [армяне] никогда не видели тюркской конницы. Когда же встретились, поразились их облику. То были лучники с распущенными, как у женщин, волосами, армянское же войско не умело защищаться от стрел»,— повествует хронист