Повествования разных времен - страница 22
Однажды, охотясь в лесу, Доутбек заехал на неведомую поляну и увидел там очень красивую девушку, непохожую на девушек его народа, никогда ему такие не встречались. У нее были брови, как крылья сокола. Старики говорили, что девушки с такими бровями живут по ту сторону Реки, на правом берегу. Но Доутбек никогда там не бывал и девушек таких не видел.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Меня зовут Каракыз, — сказала она. — Я заблудилась и устала.
— Садись ко мне в седло. Меня зовут Доутбек.
— Нет, ты мне дай коня, он отвезет меня и вернется к тебе.
— Мой конь и двоих выдержит, а я помогу тебе найти дорогу, буду охранять тебя. Ты мне не доверяешь?
— Я верю тебе, Доутбек. Твои глаза не лживые. Но и ты мне верь. Если желаешь мне добра, сделай, как я сказала.
Тогда он слез со своего коня и передал ей камчу и повод. Помогая подтянуть стремена, спросил:
— Увижу я тебя еще, Каракыз?
Но девушка не ответила, стегнула коня камчой и ускакала. Только к вечеру вернулся конь к хозяину. Уже затемно вернулся Доутбек в аул. И все рассказал своим друзьям: они никогда ничего друг от друга не утаивали.
— Эх ты! — Раимбек весело рассмеялся. — Такую добычу упустил!
— Не говори глупые речи! — сердито сказал Турсунбек. — С женщинами, да к тому же правобережными, лучше не связываться.
А Доутбек в ответ ничего не сказал. Он взял домбру и запел. О прекрасной девушке с бровями, как крылья сокола. Ведь казахи всегда поют о том, о чем в этот час думают. Никогда еще друзья Доутбека не слыхали от него такой песни. А он пел и сам удивлялся, откуда только такие слова берутся. И пел еще лучше. Наверно, Каракыз была колдуньей и околдовала его. Пока пел Доутбек, задумчивым стало беззаботное лицо Раимбека, подобрело суровое лицо Турсунбека. И оба невольно разделили мечту своего друга о таинственной красавице Каракыз. А где рождается мечта, там рождается и желание достичь этой мечты.
И, верные своей дружбе, своему незыблемому обычаю — все делить поровну, все трое отправились на поиски девушки, а там — пускай она сама выберет, кто из них ей по душе.
Много дней и ночей ехали они по лесу. Колючий терновник рвал одежду, рычали невидимые хищные звери. Мошка залепляла глаза, слепни мучили лошадей. Кони дрожали, не желали идти вперед, пришлось спешиться и тащить их, упиравшихся, за собой.
Вдруг откуда-то сверху, из темных ветвей, раздался насмешливый хохот. То ли птица так смеялась, то ли какая-то нечистая сила. Обезумевшие кони оборвали поводья и убежали. Кто знает, добрались ли они до аула. Не исключено, что были перехвачены волками или другими хищниками.
А невидимый насмешник в ветвях продолжал хохотать, будто издевался над упустившими своих коней батырами. И не выдержал такого смеха гордый Турсунбек, прижал ладони к ушам и закричал:
— Не могу я стерпеть, когда надо мной смеются! Что угодно, только не это! Не нужна мне, осмеянному, Каракыз!
И ушел Турсунбек обратно, вслед за конями, покинул друзей, нарушив обычай. Но смех тотчас прекратился.
Два оставшихся батыра пошли вперед и вскоре вышли к песчаному берегу Реки, как раз к перекинутому на другой берег подвесному мосту. Отсюда видно было, что на том, на правом берегу тоже был лес, подступавший к самой воде. Но правобережный лес горел, пламя до неба поднималось.
Ступили батыры на заколебавшийся под их шагами мост, дошли до середины его и остановились: дым разъедал глаза, не давал дышать; горячий встречный ветер, бессчетные искры обжигали лицо; запахло паленым — это загорелись брови, усы и волосы. И не выдержал Раимбек.
— Зачем приду я к девушке обгорелый, как головешка! — закричал он. — Не нужна мне Каракыз!
Плюхнулся с моста в зашипевшую под ним воду и поплыл обратно. Но пожар при этом не прекратился.
Тогда вдохнул Доутбек побольше воздуха, закрыл лицо руками и решительно двинулся вперед, в огонь. Сразу стало нестерпимо больно — рукам, голове, всему телу. Но Доутбек не остановился.
Он прошел через огонь и наконец почувствовал, что пожар — позади, за спиной. Он несколько раз подряд хватанул ртом воздух — воздух был свежий и чистый. Он отнял руки от лица и раскрыл глаза.