Повествования разных времен - страница 48
— Ма-а-а!
— Что с тобой, Витюшик? Приснилось что-нибудь?
— А я не спал…
— О, господи!.. Что с тобой?
— Мам…
— Ну, что, что?
— Мам, я не хочу спать.
— Надо уснуть, милый… Будь мужчиной и прояви мужскую волю. Как папа говорит. Скоро он вернется…
— А папа когда вернется? Скорей бы!
— Спи, милый, спи…
— Что это он все уезжает да уезжает от нас? Один папа насовсем уехал, а этот… Все уезжает и уезжает. Он не уедет насовсем? А, мам?
Бычок неторопливо жует. Задумывается. Расставляет круглые уши и жалобно мычит:
— М-мама! М-мне м-маму!
Но мама не слышит. Она вместе с другими коровами пасется за лесом на пойменном лугу. Очень зеленый этот луг. Как хочется туда! До чего опротивела эта вытоптанная поляна среди усыхающих сосен!
Бычок дергает веревку, за которую он привязан к колышку. Веревка не поддается. Старый вол в таких случаях говорит:
— Не уступай! Прояви мужскую волю.
Бычок считает себя мужчиной. Он проявляет мужскую волю. Колышек вылетает из земли. Бычок задирает хвост, нелепо взбрыкивает и мчится в лес. Колышек на веревке, подпрыгивая, следует за ним.
— Вот что значит телячий восторг, — авторитетно изрекает белый петух, глядя вслед бычку. Три курицы прислушиваются к мудрым словам петуха, перестают разгребать пыль и томно покудахтывают:
— Конечно! Как же!
Они за всю свою жизнь видели только этого петуха. И потому считают его самым умным.
Паренек, пасший стадо, готовился к переэкзаменовке по тригонометрии. Он так увлекся синусами и косинусами, что не заметил, как в стадо пришел бычок.
Подойдя к матери, бычок произнес свое жалобное «м-мама» и чихнул. Мать посмотрела на него и перестала жевать. Она не знала, что педагогичнее — рассердиться на сына или приласкать его. А бычок недолго стоял возле матери — это не подобает мужчине. Напустив на себя побольше важности, он побрел в сторону. Заметил неподалеку речку. Захотел пить.
— Куда ты? — окликнул его, жуя, большой черный бык, лежавший на траве.
— На водопой, — с достоинством ответствовал бычок.
— Сейчас не ходи, скоро пойдем все вместе.
— Но ведь я сейчас хочу пить.
— Не ходи, — настаивал бык. — Здесь топкий берег. Засосет.
— Не засосет, — самоуверенно возразил бычок.
Он решил проявить мужскую волю и не соглашаться.
— А я тебе говорю, что там топко, — стараясь сдерживаться, повторил бык.
— А я не верю, — ответил бычок.
— Вот был у нас прошлым летом один такой упрямец, — вмешалась подошедшая пегая корова. — Помнишь, бык? С белым лбом. Тоже не верил. А когда засосала его топь — уже поздно было. Погиб.
И она шумно вздохнула, покачав рогатой головой.
— Так что же вы от меня хотите? — беспечно засмеялся бычок. — Ведь я еще не погиб. Вот когда погибну, тогда поверю.
И направился к топкому берегу, волоча за собой веревку с колышком…
На площади у аэропорта Тернового ждал «рафик». Водитель — мощный парень с девичьим лицом и значком боксера-перворазрядника — предупредительно открыл дверцу, приветливо улыбнулся:
— С приездом! Кейс кладите на заднее сиденье, чтобы не мешал. Располагайтесь поудобнее. Не успеете моргнуть, как будем на месте. Локтев ждет вас.
«Рафик» так рванул, что Терновому показалось, будто на какой-то миг машина вздыбилась и взбудораженно заржала. Стрелка показывала более восьмидесяти в час. Справа, вдоль новой бетонированной дороги, тянулись обгоняемые ими тяжелые самосвалы и автоприцепы, груженные громоздкими железобетонными панелями, цементом, щебнем, кирпичом. Навстречу мчались такие же машины, только — порожние, за новым грузом. Подъезжая к станции, Терновой заметил не менее полусотни солдат и множество студентов из стройотряда, разгружавших длинный состав. Тут же трудились автокраны, не менее десятка.
Управляющий трестом Локтев, рослый и светлоглазый, в сопровождении внушительной свиты спортивного вида парней, крепко пожал прибывшему руку.