Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников - страница 11

).

Вследствие непогоды царь был вынужден задержаться в Митаве на несколько дней. Скрывая нетерпение, он ходил по кабакам и пил вместе с портовыми моряками, принявшими его за русского капитана, которому царем было поручено вооружить корсарский корабль^>(23).

Первую большую остановку Великое посольство сделало в курфюршестве Бранденбург (в 1701 году стало Прусским королевством). 20 апреля Петр I покинул Митаву, чтобы морем отправиться во владения курфюрста, в Кенигсберг. Посольство двинулось туда же сухим путем. Маршрут русского государя лежал через курляндский порт Либаву, где он был вынужден задержаться из-за непогоды на неделю. За это время он осмотрел все достопримечательности города и окрестностей. В одной частной аптеке его внимание привлекла заспиртованная саламандра. О знакомстве с этим невиданным экспонатом царь с восторгом рассказывал в письме Виниусу: «…сулемандра в стеклянице, в спирту, которую я вынимал и на руках держал»^>(24).

Второго мая купеческое судно «Святой Георгий» с русскими путешественниками на борту (Петра сопровождали волонтеры, а также солдаты охраны) отплыло из Либавы в Кенигсберг. Приятная морская прогулка заняла три дня, и 5 мая корабль бросил якорь на рейде Пилау — порта и крепости бранденбургского курфюрста Фридриха III. Через два дня царь и сопровождавшие его лица прибыли в Кенигсберг. Курфюрст немедленно послал своего церемониймейстера приветствовать «высокую персону». Первая тайная встреча царя и курфюрста состоялась 9 мая около десяти часов вечера. Они провели в дружеской беседе довольно много времени. Поскольку Петр хорошо говорил по-немецки, переводчик не понадобился, и два государя могли общаться с глазу на глаз. Царь от души поблагодарил Фридриха за присланных им в Россию офицеров-артиллеристов, которые оказались весьма полезны под стенами Азова.

В ожидании прибытия посольства Петр I совершенствовался в «бомбардирном искусстве». Его учителем был главный артиллерист и инженер Пруссии подполковник Штейтнер фон Штернфельд, который выдал своему державному ученику аттестат на имя «московского кавалера» Петра Михайлова, отметив, что тот выказал «высокопохвальное рвение… не только в теории науки, но и в практике; в том и другом случае в непродолжительное время к общему изумлению он такие оказал успехи и такие приобрел сведения, что везде за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем быть может»^>(25).

Между тем к Кенигсбергу приближались великие послы со свитой. 18 мая они торжественно въехали в город. Великолепная церемония приема русского посольства, устроенная курфюрстом в стиле версальского двора, состояла из семнадцати отделений и поражала пышностью и блеском. По улицам маршировали полки прусской гвардии в красных и зеленых мундирах, ехали десятки карет, запряженных цугом по четыре и шесть лошадей, за ними шли трубачи и литаврщики, игравшие марши; за музыкантами следовали придворные чины и кавалеры в роскошных камзолах[6], блиставших серебряным шитьем, галунами[7], лентами и перьями. Город встречал русских послов орудийным салютом. Царь и курфюрст с большим удовольствием наблюдали за действом через высокие окна кёнигсбергского замка.

Официальный прием посольства Фридрихом III состоялся 21 мая. Курфюрст с трудом удержался от смеха, когда послы известили его, что русский царь в момент их отъезда из Москвы «в полном здравии пребывал», поскольку уже в течение двенадцати дней встречался с Петром I. После торжественных речей с обеих сторон члены посольской свиты преподнесли курфюрсту дорогие подарки, в основном собольи и горностаевые меха. Церемониймейстер прусского двора Бессер сообщает любопытные детали этой аудиенции. Великие послы были в русской одежде, и даже швейцарец Лефорт облачился в длиннополое боярское платье. Многочисленная посольская свита с трудом уместилась в аудиенц-зале, и из-за тесноты «послы едва могли сделать два первых поклона»^>(26).

Затем начались сложные переговоры о заключении российско-бранденбургского договора о дружбе. Профессор Потсдамского университета Сергей Хенке тонко передал ситуацию обсуждения условий этого документа: «…переговоры не были лишены известной театральности: <в ответ> на домогания хозяев посланники Москвы ссылались на недостаточные полномочия и не скупились на обещания по возвращении домой незамедлительно информировать обо всем государя. Скрываясь под именем унтер-офицера Михайлова, Петр наблюдал за ходом переговоров, стараясь по мере сил не выдать себя предательской ухмылкой»