Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - страница 16
Но перечисления штатных функций клириков недостаточно, чтобы показать, если можно так выразиться, духовенство в действии. На картинах, набросанных моралистами того времени, мы увидим другие краски. Беда в том, что закон жанра, в котором работали эти авторы, предписывал систематическую критику всех сословий и взгляд на вещи с одной стороны — естественно, с худшей. Впрочем, осознав, что критичность здесь введена в принцип, при знакомстве с каждым автором надо еще разобраться, что по сути лежит в основе его суровости: расхожее мнение, литературная традиция, личное озлобление, предубежденность или какое-то пристрастие. Знакомиться с такими текстами нужно, но при этом следует понимать, что в них по разным причинам могут быть и умолчания, и перегибы.
Что говорят о белом духовенстве?
Один автор второй половины XII в.[42], писавший около 1175 г., резко отзывается о неотесанности клириков, об их застольных излишествах, об их прелюбодеяниях, о том, как они используют на содержание своих любовниц и детей «наследие Христа» и плату за мессы, которую взимают, а месс при этом не служат. Он бранит и корыстную снисходительность архидьяконов и деканов, которые за несколько добрых трапез или за монету в пять су, сунутую в руку, прощают священника, обвиненного в сожительстве, цинично заявляя, что он по крайней мере не содомит, раз у него есть женщина. Он не менее строг, хоть напрямую этого не выражает, к епископам, напоминая об их обязанностях — казалось бы, само собой разумеющихся: творить суд бесплатно, проповедовать без фиглярства, рассчитанного на то, чтобы насмешить «глупый люд», раздавать милостыню во времена больших бедствий, неурожая или войны, никого не бить, не покровительствовать своим родичам в слишком вызывающей форме.
Но этот автор, сам будучи епископом и, стало быть, зная предмет, о котором судит, окормлял Реннскую епархию — местность, о которой, не желая никого обидеть, можно сказать, что особо изысканной культурой она не отличалась; сам же он, судя по его книге, похоже, питал пристрастие к грубой образности и едким выражениям, поставив их на службу своему резкому и язвительному нраву и тем самым усугубляя эти качества.
Другой автор полтора века спустя высказывался о белом духовенстве с еще большей строгостью[43]. Он не колеблясь говорит, что прелаты и в самые трудные времена бесстыдно претендуют на право иметь хороший стол и даже не думают скрывать, в какой роскоши живут, что деканы и получающие пребенду каноники, богато одетые, более не думают о раздаче подаяния, что кюре и капелланы — которых набирают, потому что их не хватает, где попало, даже среди невежд — слишком часто не умеют себя вести, за деньги служат мессу за мессой, а потом идут пьянствовать в таверну; а уж об их нравах и о том, что к себе в дом они вместо слуг берут женщин, и говорить нечего.
Но автор — аббат, честный аббат. Он, желая направить церковь на добрый путь, склонен оплакивать зло, которое желал бы исправить, и, возможно, отчасти забывает о том добре, которое творят, не говоря о нем.
А что сказано о монахах?
От одного писателя начала XIII в.[44] мы узнаем, что на монашеские ордены уже тогда было много нареканий. «Черных», то есть клюнийских, монахов, к которым принадлежал сам автор, упрекали, по его словам, в злоупотреблениях их верховных аббатов. Монахов «белых», то есть бенедиктинцев Сито, среди которых он находился поначалу, порицали за черствость, даже в отношениях друг с другом, и за ненасытную алчность, источник прискорбных эксцессов: это настоящие ярмарочные торговцы, которые запружают дороги своими повозками, не колеблясь превращают церковь в амбар и загоняют свиней на кладбище, беспощадно облагают поборами и податями людей, живущих на их землях, избавляются от бедных, отсылая их зарабатывать себе на жизнь в другие места, — впрочем, и сами они несчастны, когда они простые «келейники», делающие всю работу и пьющие в трапезной лишь мутное вино, в то время как аббаты, келари и надзиратели на хозяйствах едят до отвала. Монахов Граммона тоже обвиняют в корыстолюбии: ведь эти монахи, чьи церкви, впрочем, содержатся хорошо, разводят скот; разбогатев, они приобретают спесивый вид, несовместимый с истинной религиозностью; чтобы сильнее отдалиться от народа той страны, где стоит их монастырь, они придумали селить в свои обители во Франции и Бургундии гасконских и испанских братьев, тогда как французов и бургундцев отправляют в другие места, и потому эти монахи никогда не говорят на языке местного населения; они безмятежно ведут роскошную жизнь, едят «густые соусы» и «перченое горячее» (рагу с перцем) и усердно холят свои красивые бороды: перед сном они их моют, причесывают и укладывают, на глазах у всех любовно гладят и ласкают. Госпитальеров Сент-Антуана упрекают в том, что они живут за счет больных — они повсюду рыщут в поисках недужных, но используют также поддельных больных, которым изображают на коже красноту и язвы и которых потом, после легкого исцеления, выдают за чудесно излечившихся от антонова огня; за это они позволяют себе смело просить милостыню повсюду, разъезжая на лошадях с шейными бубенцами, возя раки и кресты, помахивая своими колокольчиками, выпрашивая милостыню, которую щедро им подают, особенно женщины, и сгребая без разбору ткани и драгоценности, гимпы