Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - страница 10
Однако в 1740-х годах происходят изменения. Различные учреждения начинают высказывать недовольство нахождением сыскного органа в самом людном месте города. Так, 24 ноября 1743 года Московская полицмейстерская канцелярия, призванная следить за чистотой и порядком в городе, прислала в Сыскной приказ промеморию, которая заслуживает того, чтобы быть процитированной полностью:
«Понеже, хотя по полицейской должности смотреть и велено, чтоб в Москве шуму и крику не было, тако ж бы иметь чистоту и сор чистить и возить за город и за слободы в поле, в ямы и в буераки, а на Москве-реке никакого б помету и сору не бросать, и смрадного б духу не было, почему то смотрение и происходит. Однако, как ныне усмотрено, что имеется в Китае-городе при Сыскном приказе колодников множественное число, которые просят милостыню с необыкновенным криком, почему разумеется, что оных быть в том Китае-городе никак не должно, ибо ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО по Высочайшему своему соизволению во время пришествия в Москве неретко изволит бывать во оном Китае-городе, при чем уже министры, тако ж и иностранные послы и посланники, и генералитет, и протчие знатные персоны бывают, которым не токмо от оного бываемаго крику быть в Китае-городе не должно, но более для одного испражнения, ибо имеющейся близ городовой стены и полисадника ров почти весь наполнен, из которого то наполненное скаредство течет непрестанно в Москву-реку».
Руководители приказа признали обоснованность предъявленных претензий и провели внутреннее разбирательство. Оно показало, что, хотя деньги на очистку нужников регулярно выделялись, в кремлевский ров «помет течет из Большого острога, также и из прочих тюрем от колодников носят в тот ров ушатами». Но, правда, не один Сыскной приказ был виновен в загрязнении кремлевского рва. По соседству с его помещениями, ближе к Москве-реке, находились обывательские дворы, «из которых домов по близости жилища во оной [кремлевский] ров помет течет же и валют всякий сор»[50].
Что же касается шума, который производили колодники прошением милостыни, на это возразить было нечего: сами судьи и канцеляристы немало страдали от него, но ничего поделать не могли. Из Большого острога колодники непрестанно взывали к проходящим по Москворецкой улице о подаянии, и запретить им делать это было невозможно. Но наибольшее беспокойство прохожим доставляли колодники одной из казарм (ее неизвестно почему прозвали Сомовой), окна которой выходили на Москворецкую улицу. Томившиеся в ней заключенные целые дни проводили возле окон.
В ноябре 1747 года сержант Сыскного приказа Петр Дарановский донес, что содержавшиеся в Сомовой казарме колодники, «отважа себя, проходящим в [Китай-]город и из [Китай-]города мимо той бедности>{6} улицею разного чина людям кричат непорядочно, якобы прося милостыни, и многих, будучи на воле, знавали, и называют именами, и кто не подаст, то употребляют всякие угрозительные слова, от чего происходит не без попрекания». 4 ноября судьи приказа распорядились «ис казармы, что называется Сомова, колодников развесть по разным тюрьмам… а ту казарму вычистить, и в пристойных местах починить, и прорубить окна, и вставить окончины, и зделать дощатую дверь, а полощеные нары и полати осмотря, починить порядочно, и зделать печь, чтоб в той казарме быть караульным салдатом»[51].
Итак, в ноябре 1747 года Сомова казарма была переделана в караульную. Отметим, что в доношении сержанта указывается на «попрекания» со стороны московских обывателей. Думается, вряд ли офицеры, охранявшие колодников, обратили бы внимание на недовольство каких-нибудь приезжих крестьян или мелких купцов и судьи отдали бы из-за этого распоряжение освобождать от арестантов одну из казарм, когда и без того приказ испытывал острую нехватку в помещениях и время от времени вынужден был даже держать заключенных в канцелярских палатах. Скорее всего, «попрекания» высказывали влиятельные дворяне, которые уже не могли спокойно переносить ужасающий вид колодничьей казармы, из-за решеток которой высовывались страшные лица заключенных, просящих милостыню с «необыкновенным криком» и «угрозительными словами». Видимо, во второй половине 40-х годов XVIII века общественное мнение уже было готово добиваться удаления колодников подальше от центра Москвы, о чем свидетельствует и тот факт, что именно в это время было запрещено выводить колодников для прошения милостыни на связках (подробнее об этом речь пойдет ниже).